Мурзилка и его друзья… М., “Дрофа-плюс”; Редакция журнала “Мурзилка”, 2003,
192 стр.
Замечено, что в круг детского чтения ребенка могут вовлекаться произведения, которые отец читал в юности, а прадед — будучи уже человеком зрелым, то есть часть “взрослой” литературы со временем становится “детской”. По-видимому, исторически детская литература возникла именно так.
Однако дети не хотят ждать. Им надо держать в руках не только те приключения, какими зачитывались их взрослые прадедушки. Детям интересно узнавать в героях самих себя, своих сверстников. Отсюда — необходимость в литературе, обращенной непосредственно к маленькому читателю. Постепенно такая литература формировалась в разных странах, в том числе и в России, хотя, по мнению Ю. Тынянова, в массе своей (исключения — известны) носила “лилипутский” характер (“пушинки” — “снежинки” — “росинки” — “гномики”…), оставалась нарочито упрощенной. Рядом с великой русской литературой (“Гулливером”) существовали книжки для детворы (“лилипутики”).
Прорыв у нас произошел в начале XX века, когда наитием К. Чуковского потешное копошение “лилипутиков” было превращено в мощный “комический эпос”, захвативший собой не только прямого адресата — ребенка, но и взрослого книгочея, поскольку эпос этот помимо доступного юному сознанию ярко фантазийного, образного начала, помимо энергии новых раскованных ритмов нес в себе понятную лишь взрослым многозначность, крепость словесной ткани, стилистический блеск. Вновь созданную нишу заняли те литераторы, для которых собственное детство не отошло в даль смутных воспоминаний, а жило в ощущениях, в духе, в слове, ведь самое первое, что требуется детскому писателю, — это почувствовать себя маленьким. Игровое, комедийное начало дополнилось серьезным обращением к читающему ребенку, к его переживаниям, мечтам, гражданскому чувству, к той естественной любознательности, что находила разрешение в научно-познавательном слове.
Ныне библиотека детского чтения огромна. Нет числа выпущенным и “перевыпущенным” книгам. Однако еще больше имен и произведений пришло к нам через детскую периодику, а главным периодическим изданием для читателей 6 — 12 лет был и остается журнал “Мурзилка”.
Несмотря на всю забавность словосочетания старейший детский, оно безусловно верно по отношению к “Мурзилке”. Старейший… В этом году журнал отмечает свое 80-летие.Детский… Весь он посвящен детям. Сквозного перечня номеров редакция не ведет, тем не менее число их скоро достигнет тысячи. За 80 лет выход в свет очередного номера не прерывался ни разу. Только во время Великой Отечественной войны да в 90-е годы пришлось выпустить некоторое количество сдвоенных номеров. Удивительно ли, что “Мурзилка” открыл читателям целый сонм авторов? А потому, не претендуя на всю полноту отражения дел в нашей детской литературе, журнал, без сомнения, является ее правдивым зеркалом.
Как же преломляется нынешняя литература для детей в зеркале “Мурзилки”?
Ответ на этот вопрос, очевидно, следует искать в рецензируемой книге, поскольку она является избранным журнальных публикаций, в основном последних десяти лет.
“За оврагами, в которых мерцали сентябрьские дожди, я увидел в поле какие-то столбики.
Прошел немного — столбики обратились в солдатиков.
Они двигались, вертелись, наклонялись к земле.
Я упал на землю и пополз.
В деревне рассказывали, что на овсяном поле бывают журавли, но я их никогда не видел.
Как шеренга солдат, шли они, приближаясь ко мне.
Думаю, со стороны это была неловкая, странная картина — маленький человек ползет по полю, а навстречу ему шагают журавли.
Первым, кто заметил неловкость, был передовой журавль.
Взмахнув крылом, он остановился, замерли на месте его товарищи.
Ползти стало стыдно, и я поднялся. Теперь они ясно видели меня, грязного и мокрого, и могли, конечно, понять, что я им ничего не сделаю, а ползу так, по глупости, чтоб поближе поглядеть.
Не знаю уж, что они увидели и поняли, но только дружно открыли крылья и, медленно поднимаясь над полем, стали выстраивать в небе клин.
— Колесом дорога! — вдогонку им крикнул я.
„Колесом дорога!” — так надо кричать улетающим журавлям.
Клин волновался, колебался над полем, уходил, утягивал за дальние леса. Огромным колесом лежала в небе журавлиная дорога”.
В рассказах Ю. Коваля, которыми практически открывается книга, есть то, что, на наш взгляд, могло бы отличать профессионала вообще, а писателя детского должно отличать особенно: зримость изображенного; прозрачная чистота и ясность речи; какая-то глубинная притчевая простота и при этом ровный, спокойный тон, сердечное тепло, так важные и взрослому читателю, но совершенно необходимые ребенку.
Подборка рассказов Ю. Коваля служит камертоном ко всей книге, проникнутой духом дружелюбия и радости.
Вот зарисовка Г. Снегирева о дятле в зимнем лесу — о крепкоклювой, нарядной птице, у которой “под деревом навалена целая куча вышелушенных сосновых шишек. Это — кузница дятла. Дятел засунет шишку в расщепленный сук, все семена выклюет, пустую шишку вниз сбросит и летит за другой”.
Вот рассказ В. Коржикова про лисичку-огневку, что, как пламя на снегу, вспыхивает “перед золотистым стожком”.
Это проза поэтов: зоркая к деталям, метафорически насыщенная.
А вот воспоминание В. Берестова: “Помню, как в детском саду на шкафу заметил стопку номеров „Мурзилки” за прежние годы и сразу потерял интерес к играм и прогулкам. Я притворился больным, остался один, пододвинул к шкафу стол, поставил скамеечку, взобрался на нее и — о, счастье! — достал со шкафа журнал и раскрыл его прямо на странице с рисунками Чарушина”.
А рядом те самые рисунки: лохматый, длинноухий щенок и чарующая своей добротой и обаянием наседка, с человеческим любопытством взирающая на бегущих мимо нее, весело попискивающих цыплят…
Здесь уместно заметить, что книга о Мурзилке и его друзьях разрисована сплошь: от форзаца до форзаца, украшенных, как марочками, журнальными обложками разных лет. И переплет, и все рисунки внутри книги взяты из “Мурзилок”. Оформление настолько разнообразно и так чрезмерно, что его, честно говоря, хотелось бы поубавить, ведь любимейший детьми Мурзилка просто обязан быть воспитателем художественного вкуса!
Радуясь работам писателей и художников, отобранным для книги, можно пожалеть о том, что в нее не вошли, скажем, заветные строки В. Астафьева, печатавшиеся в журнале (как не хватает именно такого!), или полные живописной прелести и первородства картины Т. Мавриной. Нет в книге и упоминаний об одной из лучших журнальных рубрик “Галерея Мурзилки”, посвященной художникам-классикам; нет хотя бы нескольких образцов, представляющих эту рубрику на центральных разворотах журнала. Между тем, выражая свои естественные сожаления, мы хорошо понимаем, какую непростую задачу решали составители книги; какой объем работы был выполнен ими на пути по созданию антологии, а “Мурзилка и его друзья…” — это именно маленькая антология нашей детской литературы последних лет — пусть в рамках одного, зато самого знаменитого детского издания. Впрочем, “Мурзилкины сказки и истории” иногда приходят к нам из дальней дали то воспоминанием Е. Благининой о златокудрой, розовой кукле; то рассказом Саши Черного про ящерку, похожую на крохотного крокодильчика.
И стихотворные листки, бывает, стремятся из былого: от К. Чуковского и А. Барто, от И. Токмаковой и С. Михалкова. Они несут нам весть о “Разноцветных домах” Я. Акима. Они улыбаются “Кривляке”, перед которым держит зеркальце Р. Сеф. Они желают нам доброго дня, как прохожий, встреченный В. Орловым. Они улетают в небеса вместе с птицами В. Степанова или возвращаются назад из “Тридесятых сказок” А. Усачева.
Когда-то на сборе молодых детских писателей в Ленинграде один начинающий автор запомнился новеллой о том, как он принес больному другу “море в банке” — немного морской воды. Судьба автора нам неизвестна, но легко представить себе, сколь по-доброму оживет это воспоминание в каждом посвященном, прочти он мягкую и выразительную миниатюру М. Яснова “Городская внучка”:
Жила черепаха в квартире
Одна,
Глубокой и древней печали полна.
Была ее бабка —
Морская,
А внучка —
Давно городская.
Ни моря, ни солнца, ни камушка нет,
Куда ни взгляни —
Бесконечный паркет.
Ну, листик да капелька сока —
А все-таки так одиноко!
И вдруг появился в квартире щенок
И жизнь изменить черепахе помог.
Лохматый!
Большой!
И при этом
Он ползает с ней под буфетом!
Она семенит за щенком,
А потом
Ложится на лапу его животом
И слышит:
Щенок засыпает
И шумно, как море, вздыхает!
А вот “Мурзилкины кроссворды” — пример того, как форма забавного развлечения может быть использована в образовательном ключе. Скажем, кроссворд И. Сухина “По сказкам А. С. Пушкина” обращен к знанию пушкинских героев. А кроссворд М. Дружининой “На чашку чая”, наверно, особенно приятен девочкам с их пристрастьем к пирогам и розанчикам(из слов-отгадок). Не обойден вниманием и краснофлотец “дядя Степа”, которому по воле художника пищит что-то на ухо развихрившийся в полете птенец.
Кстати, именно птенцы оповещают читателей книги: раскрытые вами страницы — веселые!
Здесь “Зимой и летом” каламбурит ударениями С. Белорусец:
Мороза не боится дядя мой.
Он любит в полынью залезть зимой.
А также любит летнею теплынью
В степи иль поле подышать полынью…
Здесь рисует свои “Смешные диалоги” Л. Каминский:
“— Придумай предложение со словом „благодаря”.
— Благодаря учительнице я получил двойку”.
Здесь М. Лукашкина играет в “Рифмы-обманки”:
Помидор большой и спелый.
Погляди, какой он… (красный).
Мышь считает дырки в сыре:
Три плюс две — всего… (пять).
Знает даже иностранец:
Всех в лесу хитрее… (лиса).
Ясно, что у такого Мурзилки друзья не только в книжке, а по всей России. В письмах они приглашают его к себе. Одни мечтают вместе с ним впервые отправиться на Черное море; другие зовут его с собой туда, где уже побывали сами и где им было хорошо. Они присылают ему своих кукол, шлют рисунки и аппликации, ответы на конкурсные задания и вышивки, стихи и сказки, запоминая, словно в “Птичьей школе” Б. Заходера, что “пишется „чирик”, а произносится „чивик” или „чилик”, кто как привык!”.
Алексей СМИРНОВ.