WWW-ОБОЗРЕНИЕ СЕРГЕЯ КОСТЫРКО

О прозе «осеннего Улова» 2000 года, о путевой прозе Марины Фольки,
о признаках преодоления «философской интоксикации»,
о сетевой Антологии неофициальной поэзии

Обзор прозы очередного «Улова» осеннего конкурса 2000 года начну с меланхолической ноты — из трех уже состоявшихся «конкурсных программ» нынешняя казалась мне при чтении самой невыразительной. Но когда я стал составлять свой итоговый — как члена жюри — список, то обнаружил, что вовсе нет, что плотность хороших текстов тут будет, пожалуй, даже повыше, чем в двух предыдущих «конкурсных программах». Откуда же первое впечатление? Видимо, «вчитался» в интернетовскую литературу, притупилось ощущение свежести и новизны. Это во-первых. И второе — я, кажется, начал догадываться, что не так уж, наверно, много по-настоящему талантливых людей и в Интернете тоже.
Асар Эппель представлен на «Улове» рассказом «Пыня и юбиря», продолжающим уже обжитую нами эппелевскую Йокнапатофу, — повествование об «окраинных типах» советской «окраинной» жизни, в частности, о двух доживающих свою жизнь стариках.
Отрывок из давней уже книги талантливого рассказчика Марка Фрейдкина «Опыты» (1996), названный здесь «Из воспоминаний еврея-грузчика», тоже, естественно, новым не назовешь.
Очень знакомым воспринимается рассказ «Параллельное время» Михаила Федотова, развивающий темы и мотивы уже описанного нами в обозрениях его лирико-документального повествования «Я вернулся» .
О трех удачных, на мой взгляд, рассказах Сергея Соколовского («Бисквит Берроуза», «Жираф» и «Трагическая история Камило Сьенфуэгоса, борца за свободу»), прочитанных ранее конкурса, я написал в предыдущем обозрении.
Как продолжение двух, также упоминавшихся в этих обозрениях, рассказов Дмитрия Новикова («Муха в янтаре» и «Sektia») читается его новый рассказ «Чувство, похожее на блюз»; он несколько проигрывает предыдущим из-за декларативной выпрямленности внутреннего сюжета (описание полуреальной-полуиллюзорной попытки героя переломить несложившуюся судьбу лишь иллюстрирует мысль писателя, а не выстраивает ее), и тем не менее рассказ «держит внимание» — затягивает сосредоточенность автора на вечном для нашей литературы мотиве: обыденная, «функциональная» жизнь как некая, почти не страшная внешне сила, растворяющая в себе человека, лишающая его мужества быть собой.
Новый рассказ Льва Усыскина «Сны» о снах конструктора космических ракет Сергея Королева — еще одна вариация советской кафкианы. На эти темы и в подобной манере (жизнь советской элиты сталинских времен как мрачная фантасмагория) написано уже много, и это дополнительное свидетельство одаренности писателя: Усыскин сумел написать свой рассказ.
Рассказы Бориса Кудрявцева (они опубликованы в появившемся недавно в Москве номере журнала «Зеркало») — гротескный вариант метафизики советской обыденности и взращенного ею мироощущения.
Естественно, не были новостью новомирские рассказы Ильи Кочергина «Алтынай» и Дмитрия Шеварова «Второй день рождения» или знаменская проза Дмитрия Рогозина из повести «Поля боя» и «Афинские ночи» Романа Сенчина.
Иными словами, чтение рассказов, представленных на осенний «Улов», содержало для меня гораздо меньше нового, чем ожидалось. Это была во многом встреча со старыми знакомыми. Праздник кончился, началась обычная жизнь. Но обычная не означает здесь скучная и бессобытийная.
Я не буду подробно писать о тех писателях, тексты которых мне кажутся очевидными лидерами списка, — о Сенчине (о нем уже написала И. Б. Роднянская в этом же номере, и с оценкой ее я согласен), о Соколовском (см. предыдущее обозрение), о Шеварове и Кочергине, которых сам же и выдвигал на конкурс.
Интереснее поговорить об открытиях этого конкурса (открытиях — для меня).
И прежде всего о тексте Марины Фольки «Берлин. 1999», написанном в жанре путевых заметок. (Путевая проза — один из самых загадочных жанров, по-моему, никто не знает, что это такое. «Дерсу Узала» Арсеньева и «Путешествие с Чарли в поисках Америки» Стейнбека относятся к двум очень даже разным литературным «отсекам», да, в конце концов, «Одиссея» и «Улисс» тоже могут проходить по ведомству литературы путешествий.) «Берлин. 1999» написан на материале впечатлений автора от экскурсионной поездки. Здесь есть элементы и географического, и этнографического, страноведческого очерка, но — элементы. У Фольки получилась полноценная художественная проза. Сюжет ее образован взаимодействием двух, скажем так, персонажей. Самим городом, который мы рассматриваем в упор, в котором проживаем с повествовательницей несколько дней, вдыхая его запахи, ощущая неровности замусоренного асфальта, тесноту антикварных лавок и прочую психомоторику. И второй персонаж: автор-повествователь, чей образ достаточно отчетливо прорисован уже избирательностью его внимания, реакциями, культурными и интимно-биографическими ассоциациями, которые вызывает Берлин. В принципе, все это так или иначе, но всегда присутствует в любом «путевом повествовании», хотя обычно это прорывается, так сказать, факультативно, а здесь — образует сюжет. С этого-то собственного ощущения, собственного проживания пути и начинается текст: «Предисловие к Берлину — призрачное бессонное путешествие в душных полутемных поездах. Как-то так вышло, что с полудня в купе было темно, выключен свет, задернуты занавески, за окном — неопределенность, усталость, подаренная на Рождество книга все топталась вокруг способов прогулок в горах, и горы за окном одновременно подтверждали свою самоценность и опровергали возможность какой-либо общности между нами. Поманили снегом, как будто куском прошлого, для меня лично растянутым вдоль окон поезда. Железнодорожники, озабоченные билетами и путями, в руках — красные фонари. Мелькание синих станций, и в результате — в полусне, полусмотрении из окна доехали до Мюнхена, не успев даже сосредоточиться на Австрии, которая в вечерних сумерках так незаметно перетекла в Германию».
Берлин — странный город. При всей своей укорененности в культуру и историю Европы город, как будто недостроенный в культуре, имеющий для многих из нас только два культурных мифа — Набокова и Вендерса (фильм «Небо над Берлином»). И даже это можно сказать с оговоркой: набоковский Берлин — уже давний литературный миф, за которым в нашем сознании хронологически последовал образ толпящегося марширующего города — столицы Третьего рейха и почти без перехода как финал этого марша — панорама руин сорок пятого года. Ну а уж затем, как эпитафия обоим Берлинам, бескрайний архитектурный морок серо-коричневой минималистской (никакой) архитектуры столицы ГДР. И вот этот город, дважды раздавленный собственной историей (гитлеровской, а потом — гэдээровской), как бы заново начинает набирать новое содержание, новый образ, собранный на экране Вендерсом, классиком нового немецкого кино. Но эта новизна — для людей моего поколения. Для Фольки Берлин Вендерса — чуть ли не единственная точка отсчета. Ее Берлин выстроен жизненным опытом молодой, литературно ориентированной (очень выразительно описаны ее «книжные загулы» в русских книжных магазинах Берлина) женщины, выросшей в одном из крупных культурных городов бывшей УССР, а ныне — эмигрантки, живущей замкнуто и сосредоточенно в Италии, в Вероне, то есть молодого человека со специфическим опытом наших 90-х годов. И понятно, почему вендеровский миф о Берлине для нее самый актуальный.
«И небо над Берлином — может вполне быть ясным, но оно — низкое и быстрое, быстрое, как вода в талом ручье, несущем через лед щепки и затухшие прошлогодние листья. Небо над Франкфуртом полно самолетов, небо над Берлином полно быстрых облаков, и, может, ни к чему было снимать целый фильм. Небо над Берлином — это готовая поэма». Здесь Фольки как бы решила побороться с Вендерсом за словосочетание «небо над Берлином», и для меня она здесь выглядит победителем, ее образ, кстати, тоже выстроенный по законам кинематографии, перекрывает (пока) ставший уже классическим кинообраз Вендерса.
Другое новое (для меня) имя — Анна Кирьянова, автор «простодушного» рассказа «Ананасы в шампанском». Как бы просто воспоминание о студенческой молодости и одном из своих сокурсников, портрет двух молодых людей — повествовательницы и отвратного, претенциозного, наглого, и беспомощного, и жалкого, и почти трогательного Шевцова. Рассказ очень женский и по душевной способности проникнуть в другого человека, по способности ощутить чужое, способности к сочувствию, и одновременно по — не вопреки, а благодаря — жесткости, проницательности взгляда художника (как еще говорят — «цыганского глаза»).
И еще о двух авторах (а если держать в голове названного здесь Дмитрия Новикова, то и трех) — о Викторе Неле и Марине Бувайло-Хэммонд.
Я не буду сравнивать здесь художественный уровень представленных ими рассказов с прозой той же Марины Фольки — рассказы этих трех авторов, скажем так, написаны не всегда ровно. Я — о некой тенденции, которая в них просматривается. Тенденции радующей. В этих, повторяю, далеко не безупречно написанных рассказах приятно удивляет легкость, с которой авторы берут высоту философской прозы. Слово «философский» я употребляю здесь в буквальном значении. Явление, названное в критике «философской интоксикацией» (Роднянская), — это когда философия в прозе становится, в частности, еще и чем-то вроде престижной одежды, бижутерии, когда она возникает в произведении на уровне некоего громко продекларированного намерения, разного рода аллюзий, реминисценций, скрытого цитирования, щегольства разными редкими терминами, — так вот, это явление как будто вовсе и не затронуло упомянутых авторов. Они обращаются с философскими понятиями как художники. Они возвращают их в — если можно так сказать — изначальную плоть.
Рассказ Виктора Неля «Поэт Мема» внешне очень традиционен, вплоть до выбранного автором повествовательного приема — исповедь случайного попутчика в купе, история мальчика, убившего своего друга-мучителя и изготовившегося для самоубийства. Причиной самоубийства героя будет не чувство вины и ужаса перед содеянным, а некий метафизический душевный вывих, итог противоестественно раннего (так судьба сложилась) взросления мальчика. Столкнувшись с теневой стороной жизни, герой, познавший уже очень многое, не обнаруживает в себе сил для противостояния злу — он не успел вырастить в себе душу, причиной его слома становится непомерная боль от отсутствия этого необходимого для жизни «органа».
Рассказ Бувайло-Хэммонд про головную боль (он дан в цикле из трех ее рассказов без названия) интересен разработкой темы внутренней свободы. Сюжет прост: герой рассказывает о страшных приступах головной боли, возникающих периодически и превращающих человека в комок страдающей без-мысленной плоти. Неотвратимость очередного приступа исключает для героя возможность планировать свою жизнь. Герой вынужден жить тем, что есть его жизнь сейчас, то есть жить тем, что есть реальная жизнь, а не тем, что может быть или не быть его жизнью потом. Случайная травма головы внезапно избавляет его от боли. Герой вдруг обнаруживает, что свободен от своего проклятья, ломающего его «нормальную» жизнь. Но обретенной способности жить своей реальной жизнью не утрачивает. Перед нами, по сути, философский этюд о внутренней свободе^[1].
Здесь можно было бы поговорить еще и о типичных недостатках представленной на конкурс «Улова» прозы, по крайней мере треть рассказов открывает такие возможности, но, увы, недостатки эти типичны, о них мы уже говорили не раз. И поэтому я сразу перехожу к итогам конкурса, моим личным и, так сказать, официальным. Вот два списка. Первый список — это мой личный рейтинг по разделу прозы, десять лучших текстов:

Марина Фольки, «Берлин. 1999»;
Сергей Соколовский, «Три рассказа»;
Роман Сенчин, «Афинские ночи»;
Илья Кочергин, «Алтынай»;
Асар Эппель, «Пыня и юбиря»;
Анна Кирьянова, «Ананасы в шампанском»;
Дмитрий Шеваров, «Второй день рождения»;
Лев Усыскин, «Сны»;
Дмитрий Новиков, «Чувство, похожее на блюз»;
Марина Бувайло-Хэммонд, «Три рассказа».

Ну а во втором списке коллективное мнение моих коллег по жюри (в жюри входили: Бавильский, Кузьмин, Кукулин, Меклин, Фрай):

1 — 3. Георгий Балл, «Дыра» (сайт «Вавилон»);
1 — 3. Сергей Соколовский, «Три рассказа» (сайт «Вавилон»);
1 — 3. Асар Эппель, «Пыня и юбиря» (сайт «Страница Александра Левина»).
(Странное обозначение места в списке лауреатов (1 — 3) означает, что все три прозаика набрали одинаковое количество баллов, поэтому здесь нет первого, второго, третьего места, все трое — лауреаты.)

О поэзии «Улова» я напишу в следующем выпуске. А пока — только результаты поэтического конкурса, который оценивали Бавильский, Шкловский, Алехин, Фрай, Василевский, Кукулин, Меклин.
Лауреатами осеннего «Улова» стали поэты:
1. Владимир Строчков, «Стихи из 19-го приморского блокнота» (сайт «Страница Александра Левина»);
2. Бахыт Кенжеев, из книги стихов «Снящаяся под утро» (сайт «Вавилон»);
3 — 5. Юлий Гуголев, из книги стихов «ПОЛНОЕ. Собрание сочинений» (сайт «Вавилон»);
3 — 5. Сергей Морейно, из книги «Орден» (сайт «Вавилон»);
3 — 5. Глеб Шульпяков, «Стихи» (сайт «Журнальный зал»).

А в качестве приложения к обзору (нельзя же заканчивать WWW-обзор без единого нового адреса) письмо Ивана Ахметьева, откликнувшегося на мою просьбу рассказать о своей работе над сетевой «Антологией неофициальной поэзии»:

«Уважаемый Сергей Костырко!
В соответствии с нашей договоренностью сообщаю, что по адресу (www.rvb.ru/np/index.htm) располагается „Антология неофициальной поэзии” советской эпохи, представляющая собой исправленную, дополненную и комментированную сетевую версию поэтического раздела антологии „Самиздат века” (Минск — М., «Полифакт», 1997). На сегодняшний день в антологии 266 авторов, 5 из которых не было в книге. Подборки 113 авторов дополнены. По сути дела, новая часть антологии по сравнению с книгой — справочный раздел, где приведены сведения обо всех авторах, а также комментарии к текстам. См. также общую библиографию. Начата публикация различных исторических материалов по теме (http//www.rvb.ru/np/publication/miscellanea.htm). Антологию предполагается снабдить портретами авторов и обзором критических материалов о книге-прототипе и о ней самой. Биобиблиографические сведения постоянно пополняются. Работа над комментариями к текстам будет продолжена. См. также список авторов, которых предполагается включить в антологию. Антология неофициальной поэзии является частью Русской виртуальной библиотеки. Иван Ахметьев».

Естественно, прочитав письмо, я зашел на сайт. Официальное его название: «Русская виртуальная библиотека (РВБ)». Из программных заявлений: целью РВБ «является электронная публикация классических и современных произведений русской литературы по авторитетным источникам с приложением необходимого справочно-комментаторского аппарата».
«Культурное и научно-образовательное значение проекта... в том, что пользователи получают доступ к научно выверенным текстам произведений русской литературы, снабженным профессионально подготовленным справочным аппаратом, который в полной мере учитывает новейшие достижения филологической науки и соответствует требованиям современного гуманитарного образования. Деятельность РВБ нацелена на расширение и усиление ».
Публикации Русской виртуальной библиотеки предполагают «максимально широкий охват художественных и литературно-критических произведений, созданных на русском языке с XVIII века до наших дней. РВБ призвана дать читателям наглядное представление о богатстве и разнообразии русской литературы нового и новейшего времени». Руководитель проекта — Евгений Горний.
Но все это пока проект, и проект грандиозный. Скажем, в списке поэтов ХIХ века, творчество которых будет представлено в РВБ, значится 109 имен, от Сергея Аксакова и Алексея Апухтина (имена в списке даны в алфавитном порядке) до Александра Эртеля и Николая Языкова. Пока же (на 17 декабря 2000 года) сайт имеет только шесть авторских разделов:
1. Собрание сочинений А. С. Пушкина в 10-ти томах (изданное «Художественной литературой» в 1959 — 1962 годах, под общей редакцией Д. Д. Благого, С. М. Бонди, В. В. Виноградова и Ю. Г. Оксмана);
2. «Опыты в стихах и прозе» Константина Батюшкова;
3. «Бедовая доля» А. М. Ремизова (часть первая, в старой орфографии);
4. «Творения» Велимира Хлебникова (М., 1986);
5. «Глоссолалия» Андрея Белого;
6. Собрание сочинений Юрия Мамлеева.
Исходя из этих шести позиций, можно сделать вывод, что авторы сайта в своем отношении к движению русской литературы — глубочайшие пессимисты: начав свой список Пушкиным, заканчивают, прошу прощения, Мамлеевым.
В списке публикаций РВБ есть и седьмая позиция, которая, собственно, и составляет, на мой взгляд, практическую ценность этого сайта уже сегодня, — это раздел «Неофициальная поэзия», «исправленное, дополненное и комментированное издание поэтического раздела антологии неофициальной культуры советского времени „Самиздат века” (1998)». Это, собственно, и есть та поэтическая антология, о которой писал мне один из ее составителей и комментаторов Иван Ахметьев. В общем списке представленных здесь поэтов, начинающемся именами Дмитрия Авалиани, Геннадия Айги, Михаила Айзенберга, Владимира Алейникова, Геннадия Алексеева, Юза Алешковского, всего 271 имя. Судя по тому, что в сравнительно недавнем письме Ахметьева указана цифра 266, работа с антологией идет постоянно. И пока что «Антология неофициальной поэзии» представляет собой самый масштабный проект сайта «РВБ» и один из самых серьезных в сегодняшнем нашем литературном Интернете.

_______________________________

1 Уже на стадии корректуры обнаружилась причина, по которой рассказ этот казался странно знакомым: он печатался в «Новом мире» (1995, № 12) под названием «Календарь». То есть, увы, рассказ далеко не нов, что, впрочем, не умаляет его достоинств.