I. Ярославское восстание. II. И. А. Тихомиров.

I. ЯРОСЛАВСКОЕ ВОССТАНИЕ. ИЮЛЬ 1918. М., “Посев”, 1998, 112 стр.

Очевидно, каждый, кому не безразлична история, задавался не раз вопросом: было ли 25 октября 1917 года необратимым обвалом или диктатуру большевиков-узурпаторов можно было все-таки сковырнуть и “отыграть” Россию обратно? Вдруг активное сопротивление было вовсе не безнадежно?

Среди героических моментов борьбы — легендарное Ярославское восстание, попытавшееся саккумулировать силы сопротивления Верхневолжья: от монархических и церковных — до эсеровских и “февралистских”; его участники — офицеры, студенчество, рабочие, крестьяне, все, у кого хватило воли дать бой большевистским фанатикам.

Новый сборник емко освещает эту трагическую страницу пореволюционного времени.

“Перст истории указал на наш город, и нужно верить, что Бог спасет нашу Родину в настоящую тяжелую годину. ...нужно твердо помнить и отчетливо знать, что выход только в победе, мужестве и самоотвержении”, — говорилось в Обращении учрежденной восставшими городской управы.

...Читаешь сборник и снова — в который раз — задумываешься: почему проиграли? Почему так успешно начавшееся в ночь на 6 июля антикоммунистическое восстание захлебнулось, вынуждено было перейти к оборонительной тактике, после чего занятое повстанцами историческое ядро Ярославля сделалось просто мишенью для закидавших его бомбами большевистских аэропланов, сбивать которые было нечем?

Первый в мировой истории прецедент, когда в гражданской распре принимали участие бомбардировщики. “Итогом варварской бомбардировки, — напоминает в открывающем сборник очерке историк В. Ж. Цветков, — стало практически полное разрушение центра города, гибель многих исторических памятников. Огромные разрушения были в Афанасиевском монастыре, бывшем Спасо-Преображенском монастыре, основанном еще в начале XIII века ростовским князем Константином Всеволодовичем. В огне пожара погибла ценнейшая библиотека Демидовского лицея, сгорел и сам лицей (выдающийся образец русского классицизма. — Ю. К.), уничтожены городская больница, гостиный двор, 15 фабрик, 9 зданий начальных училищ”.

Таким зверствам антибольшевистское сопротивление ничего, разумеется, не могло противопоставить. К тому же отряды прокоммунистических мадьяр вели шквальный артобстрел — в снарядах недостатка не было. Бытует версия, что военными действиями против повстанцев руководил В. Блюхер. Цветков указывает, однако, что Блюхер в это время хозяйничал на Урале, “однако можно предположить, что артиллерией большевиков действительно командовал кто-либо из „интернационалистов” — военнопленных, бывших офицеров германской или австро-венгерской армии”.

Вот такого рода приблизительность — некоторый изъян рецензируемого сборника. Что значит “можно предположить”? Если есть тому документальные подтверждения — сошлитесь на них, это же важно и интересно! Если же это предположение автора — укажите, на чем основываетесь.

Или вот еще пример необязательного соображения. В небольшом, но емком исследовании “Идеология ярославского восстания” Е. А. Ермолин пишет: “Трудно сказать, насколько активное участие принимали ярославские крайне правые и члены „Союза русского народа” в восстании. Неясна и судьба их лидера — врача Кацаурова. Но, вероятно, именно на их совести — бессудная расправа над Давидом Закгеймом и Семеном Нахимсоном — двумя единственными коммунистическими руководителями, казненными в утренней неразберихе первого дня восстания”. Серьезное обвинение, но что значит тут “вероятно”? Если Ермолин располагает какими-то подтверждающими его фактами, их обязательно надо было бы привести. А ежели нет, то такими обвинениями не шутят. Именем Нахимсона до сих пор называются улицы в центре Ярославля и Рыбинска, в честь этого коммуниста там красуются мемориальные доски, а его имя становится известно ребятам раньше, чем, например, Некрасова. Так что хотелось бы точности в обстоятельствах его гибели, а не облыжных предположений.

...Ярославль разрушили и потопили в крови участников российского сопротивления. Но думается, это не единственная причина печального поражения. Ведь авторы сборника признаются, что в восстании приняло участие меньше людей, чем на то рассчитывали его храбрые зачинщики. Почему? Вышеупомянутое Обращение городской управы заканчивается так: “Да здравствует Всенародно-законно-избранное учредительное собрание”. Прямо скажем, малоаппетитная цель, надо быть тугим на ухо и вконец погрязть в идеологических заморочках, думая, что можно поднять народ на борьбу с жестоким противником — формулируя ее так. Вот “За Веру, Царя, Отечество” — другое дело. Но, увы, некому было уже в послереволюционной России этот клич кинуть. А вот сколькие бы его реально поддержали — историческая загадка^[1].

“Воспрянь, Русь” и “учредительное собрание” в соседних абзацах “Обращения” — эклектичный, даже трагикомичный “коллаж”, свойственный, однако, эпохе сопротивления большевизму.

Точное количество казненных по “ярославскому делу” россиян неизвестно. Но в сборнике приводится другая цифра: “В Ярославской губернии с марта по ноябрь 1918 года было расстреляно 50 247 человек”.

Брошюра о Ярославском восстании вышла в учрежденной “Посевом” “Библиотечке россиеведения”. К сожалению, в издании не приводится списка других предполагаемых в ней сборников. Но такие емкие небольшие книги по истории антибольшевистской борьбы в нынешней России, где — к вящему ее позору — пропаганда коммунизма до сих пор не запрещена, крайне актуальны и позарез необходимы каждому “юноше, обдумывающему житье”, — простите за цитату из Маяковского. Поэтому пожелаем “Посеву” успеха.

II. И. А. ТИХОМИРОВ. Граждане Ярославля. Из записок ярославского старожила. Ярославль, Издательство “Александр Рутман”, 1998, 151 стр.

Данная книга — републикация дореволюционных работ выдающегося ярославского краеведа, реставратора и архивариуса Илариона Александровича Тихомирова (1861 — 1933) о двух других его замечательных земляках — Евгении Ивановиче Якушкине и Иване Александровиче Вахрамееве.

Губернская жизнь дореволюционной России! Сколько возведено на нее поклепов, сколько наших сатириков оттачивало на ней свои перья. Пушкин любил, знал нашу провинцию — ее красота, кажется, была дана ему “в ощущении”, в его творчестве она описана славно и осветленно. А потом пошли сплошняком “мертвые души” и “мелкие бесы”, словно никого, кроме скопища монстров, там и не жило.

Не то было на самом деле. Вот Е. И. Якушкин (1826 — 1905) — ярославский библиограф, этнограф, литературовед, видный губернский деятель. Какая полнокровная, культурная, насыщенная работой жизнь — каждый день допоздна, — какое нравственное служение... Сын декабриста, он сам в своем демократизме доходил порой до абсурда: во время командировок “на ночлегах по волостным правлениям в избах уступал (сопровождавшему его простолюдину. — Ю. К.) диваны и лавку, а сам ложился на полу”. Когда увлеченный освободительной идеологией автор очерка решился было идти в народ, недовольный революционными пропагандистами (“Я положительно не понимаю их и не знаю, что это за удивительные люди, что они, с луны свалились, что ли, или никогда не бывали в России? Ведь их прокламации без смеха читать нет возможности! Разве можно так говорить с народом? Ведь чтобы осилить и разобрать такое произведение, нужно и хорошему чтецу от четверти до получаса, да словарь иностранных слов. Это Бог знает что! А между тем сколько тратится на них денег, труда, времени, сколько народа уже терпит и сколько ежедневно подвергается опасности терпеть за их распространение и хранение! Они же, безусловно, не дают ничего положительного, кроме разве тех цигарок, которые из них заворачивает народ”), — так вот, когда автор очерка захотел было сам стать понятным народу пропагандистом, Якушкин его решительно удержал, не дал “уйти к социалистам”.

Прочитаешь очерк Илариона Тихомирова — и Евгения Ивановича Якушкина никогда уже не забудешь. А специалист еще и поспешит прикоснуться к его трудам, к его творческому наследию...

Второй очерк посвящен И. А. Вахрамееву (1843 — 1908) — ярославскому купцу, общественнику и коллекционеру.

Что такое был Вахрамеев для Ярославля? Помимо прочего, еще и вот что.

Каждый, кто побывал там, разумеется, помнит чудесную двухъярусную набережную, красивейшую на Волге. Так вот, у истоков ее благоустройства стоял именно Вахрамеев. А до него то была “заброшенная, заросшая буйными лопухами и могучею крапивою, размытая и вытоптанная, с обвалившеюся деревянною решеткою и подсохшими деревьями и пнями набережная”.

Сам слог Тихомирова пропитан провинциальным обаянием: “Так называемая интеллигенция, преклоняясь и отступая пред его (Вахрамеева. — Ю. К.) материальною силою, не хотела отдать должного уважения большому природному уму Ивана Александровича и пальцем о палец не ударила для того, чтобы втянуть его в свою среду, слить с собою, сделать своим. К той же среде, в которой родился Вахрамеев, он, понятно, не мог пристать, ибо их разделяла пропасть едва ли не полного взаимного непонимания. Ни ресторанные похождения, ни колоссальные попойки, объедание, ни певички с их обстановкою, ни изощрение праздного прилавочного остроумия над прохожими, покупателями и соседями и над придумыванием рассказов и историй особого содержания, ни прения о способах выжимания и выколачивания копеечек, — словом, ничто специфически присущее этой среде не могло не только привлечь, но не могло не гнать от них прочь Вахрамеева. ...Да с вида Иван Александрович не напоминал купца, он скорее походил на солидного западного негоцианта, а в обществе, не в торговой обстановке, одним он казался профессором, другим доктором, третьим — писателем, — вообще представителем умственного интеллектуального труда, а не торговли”.

Какая безыскусная и хорошая русская проза, непринужденно вылившаяся из-под пера: сразу видно человека с незамутненной душой; сейчас уж так никто не напишет. А впрочем, я тут не совсем прав...

Колоритным очеркам Тихомирова не уступает, пожалуй, и вступительная статья о нем самом его земляка, современного молодого историка Ярослава Смирнова (его же работы — и добросовестный тщательный комментарий), так что все они вместе составляют своеобразный триптих о замечательных русских людях, у которых есть чему поучиться: трудолюбию, мировоззренческому диапазону, отсутствию жизненной мелкотравчатости.

И как актуальны слова цитируемого Смирновым историка А. П. Щапова, сказанные в 1861 (!) году: “В высшей степени желательно, чтоб у нас, по возможности, в каждой провинции возникала своя историческая самопознавательная литература и обогащалась местными сборниками... Областные сборники, историко-этнографические и статистические описания провинций могут служить не только руководствами нашего областного политического самосознания, но и органами возбуждения в провинциальных массах идеи политического самосознания и саморазвития в составе целого государственного союза”.

^[1] О причинах неудач и поражений антикоммунистического движения см. соображения современного историка и публициста Михаила Назарова в его новой книге “Тайна России” (М., 1999, стр. 64 — 97).