1
Западные страны переживают сейчас весьма благоприятный период своего развития. Олицетворяемая ими цивилизация выросла из гуманистических принципов, которые в свою очередь имели христианское основание, были своего рода “ересью”, возникшей на христианских дрожжах.
В каком соотношении находятся на самом деле идеи и практика либерализма и христианства, каковы перспективы их взаимодействия и развития, может ли устойчиво существовать безрелигиозный либерализм?
...Эта статья вынашивалась под впечатлением поездок в свободные западные страны. Мы, долгие годы находившиеся под коммунистическим колпаком, ожидали увидеть там не только экономическое процветание, но и высокий нравственный порядок. Соприкосновение с реальностью вызвало, нет, не полное разочарование — но скорее сомнения и опасения. В наибольшей степени это касается нравственного релятивизма и неуважения к собственным корням.
Как посетовал мой германский коллега, профессор-либерал: “Вы — человек верующий и в науке тоже ищете какую-то одну истину, а это не всегда бывает. Один думает одно, а другой — другое”. Он законченный релятивист и агностик, и именно такое мирочувствование распространено на Западе повсеместно.
Вот в США на ежегодной конференции американского физического общества на большом приеме нобелевский лауреат при общем одобрении зала издевается над Папой Римским и строгими нормами морали. Во многих городах трудно купить рождественские открытки — только “season greetings”, сезонные поздравления. Имя Христа кому-то мешает?
На американском ТВ, особенно на каналах АВС и СВS, практически каждый день передачи с нападками на церковь. Например, несколько монахинь из Калифорнии стали добровольно испытывать новую вакцину против СПИДа, и по этому поводу телеведущий буквально устроил разнос католическому священнику за то, что якобы церковь таким образом рекламирует христианство. Один либерал в разговоре со мной категорически заявил: “Мы уже победили, и христианство не вписывается в нашу картину мира”. В телепрограмме американской компании CBS во время очередного шоу молодой ведущий сравнивал распятого Христа с балериной. И этого ему показалось мало, и он вновь и вновь пародировал распятие. Христа хотят сделать земным, жалким, а главное — смешным. Ведь смешным богам не поклоняются, правда?
Это уже что-то новое. Раньше в основном критиковали церковь, теперь сосредоточились на самом Господе Боге.
Однако и сколько же гуманистов: ученых, врачей, журналистов и просто добровольцев — готовы исследовать каждую язву общества, каждое бедствие; они стараются помочь, порою ценою жизни, тем, кто уже отчаялся. Эти люди часто трудятся рядом с миссионерами-христианами, и в самых нищих и глухих уголках нашей Земли можно встретить и тех, и других. Мне кажется, что мы — либералы и христиане — должны не враждовать, а постараться понять друг друга и сообща работать над улучшением жизни.
2
Как замечает Пьер Мане, либерализм — это сложный феномен: его принципы восходят к религиозным истокам, а ход развития и непосредственные цели свидетельствуют о его антирелигиозности. Либерализм как течение неоднороден: есть либералы агрессивно-идеологические, они ставят себе определенные цели по перевоспитанию общества, достижения им некоторой запланированной социально-экономической структуры и — что самое главное — имеют хорошо разработанную систему информационного обеспечения. Мы будем называть их либералами-экстремистами, или — псевдолибералами. Но есть, и их большинство, либералы-гуманисты, их внутреннее стремление — служить человечеству вне каких-либо идеологических рамок. Это незаменимые работники всевозможных служб помощи, борцы за чистоту окружающей среды и т. п.
Здесь уместно будет напомнить о корнях и главных принципах либерализма.
Во-первых, это идея прогресса: человеческая история имеет восходящее развитие, и если движению общества не помешают катастрофы (естественные или войны), то мы придем к обществу благоденствия, которого не знала вся предыдущая история человечества.
Во-вторых, принципы демократии: безграничное развитие науки и производства; социальная защищенность; полная свобода развития индивидуума.
В-третьих, рационализм. Предполагается, что развитие как науки, так и общества происходит по рациональным принципам и в обществе нет места существованию Божественных, сверхъестественных постулатов.
Здесь хочется напомнить, что некоторые из названных принципов органично присутствуют в христианстве. Так, идея о восходящем развитии человечества сопутствует в христианстве идее Боговоплощения, а конечной целью прогресса является соединение человека с Богом. Однако вместе с нарастанием сил добра происходит и возрастание сил зла. Победа над ними потребует от человека правильного выбора и больших нравственных свершений и усилий. В своем оптимистическом настрое на самосовершенствование человека гуманистический либерализм смыкается с христианством, и тут нам, христианам, нетрудно и естественно активно работать вместе с либералами-гуманистами.
Свобода и демократия как основополагающие принципы также глубоко укоренены в христианстве — они проистекают из представления о человеке как образе и подобии Божьем, что придает человеку неотъемлемое достоинство, и потому все люди становятся полноправными членами общества. Свобода есть краеугольный камень христианства, каждый человек имеет свободу выбора, ибо без свободы не может быть любви. Мы — своевольные и трудные дети Божьи. Однако понятие свободы воспринимается по-разному либералами и христианами. В христианстве свобода есть, как мы говорили, свобода личного выбора, но также, что очень важно, свобода от греха, заблуждений, которые затрудняют человеку понимание смысла жизни. Свободный выбор от греха или свободный выбор греха есть важнейшие понятия в христианстве.
Не так у либералов, для которых сама свобода выбора и выражения своего мнения постулируется как априорная ценность и является своего рода самоцелью вне нравственного результата.
Теперь о роли науки в обществе и о принципе рационализма. Напомним, что христианство никогда не отказывалось от важнейшей роли разума. Созданный существом разумным, человек должен использовать свой разум повсюду, где только возможно, чтобы облегчить свою жизнь и свое саморазвитие. Важность использования разума, в том числе и в вопросах веры, подчеркивал святой Фома Аквинский. “Все испытывайте, хорошего держитесь”, — говорил апостол Павел[1]. Поэтому христиане с открытыми глазами подходят к рубежу XXI века.
Но насколько самодостаточен логически-рациональный разум? Здесь хочется напомнить о важных событиях нашего века, в корне изменивших наше отношение к науке и к рациональному познанию действительности. Чтобы оценить это изменение, вернемся к началу века минувшего. Гордый ответ Лапласа на вопрос Наполеона о Боге (“Я не нуждаюсь в этой гипотезе”) знаменовал уверенность чисто рациональной науки. Вроде бы что может быть логичнее и рациональней механики и астрономии Солнечной системы? Тогда казалось, что все во Вселенной, включая человека, будет познано рационально и логически и не нуждается в иррациональных догадках. XIX век прошел при безграничном господстве позитивизма, подвергавшего сомнению не только религиозную веру, но даже абстрактное мышление. А затем, в первой трети XX века, в науке произошли важные события, которые потрясли наше представление о мире.
Во-первых, родилась квантовая механика и взорвала всю классическую рациональную физику. Ее никто не предвидел, и ее нельзя логически, рационально вывести из физики прежней, классической. Ее открытие — это прыжок через логическую пропасть, сделанный Бором, Гейзенбергом и Шрёдингером с помощью интуиции, скачка в сознании.
Появление квантовой механики, а позже и квантовой теории поля изменило всю фундаментальную физику, а также и смежные с ней науки. Сейчас на рационально-логический вывод теории элементарных частиц ученые уже не надеются — все логические пути испробованы, и эту скучную рутинную работу оставляют студентам и компьютерам. Что же остается нам вместо рациональной логики? “Теория должна быть красивой”, — сказал великий Дирак[2]. “Ваша теория недостаточно безумная, чтобы быть правильной”, — любил говорить патриарх квантовой теории Нильс Бор[3]. Но красота, интуиция — что может быть иррациональней? Кто измерит бездонность этих понятий, соединяющих нас с опытом предков, но, возможно, и с каким-то другим, неведомым пока опытом?
Почти одновременно удар по рационализму пришел оттуда, где его меньше всего ожидали, — из логики и арифметики. Две теоремы Гёделя доказали, что сформулировать непротиворечивую систему (аксиом) логики вообще невозможно, точнее, любая система будет принципиально неполна. Математика и фундаментальная физика оказались в очень странном положении. Вместо монолитной глыбы, скрепленной воедино рационально-логическими умозаключениями, мы имеем сейчас дело с конгломератом “камней” разной формы и величины, между которыми зияют трещины и провалы.
Конечно, опытные данные и рациональное их осмысление помогают навести порядок и построить “висячие мосты между камнями”, но единого стройного здания пока не возведено. Как говорил Эйнштейн: “Никто из тех, кто действительно углублялся в предмет, не станет отрицать, что теоретическая система практически однозначно определяется миром наблюдений, хотя никакой логический путь не ведет от наблюдений к основным принципам теории”[4]. Вместе с тем принципы красоты и интуиции в науке действительно создают впечатление чего-то единого и прекрасного, чей смысл еще не открыт вполне. “Картина мира, которая разворачивается сейчас перед человеком, обнаруживает неисчерпаемую сложность и заставляет задумываться о Творце куда больше, чем двадцать пять веков назад” (прот. А. Мень)[5].
Эта сложность прежде всего отражается в появлении все более абстрактных понятий, необходимых для объяснения структуры мира, а также все ббольшей дистанцией между опытом и теорией. Последнее особенно наглядно видно в физике элементарных частиц, где результаты как теории, так и эксперимента должны пройти длительную многоэтапную численную обработку на мощнейших компьютерах, прежде чем их можно начать сравнивать.
Иногда прямое обращение к опыту пока просто невозможно, как это происходит в тех областях теории элементарных частиц, где физики “работают” на сверхмалых расстояниях. Последним соответствуют сверхбольшие массы объектов, предсказываемые в теоретических моделях, а не на практике. Другим примером является космология ранней Вселенной, далеко не все выводы которой можно проверить.
Словом, налицо важная современная тенденция науки — к пониманию мира (и себя самой) на все более высоком уровне, когда исследуется самая сущность понятия и предмета.
Вот эта глобальная абстрактизация фундаментальной науки, ее “все ббольшая возвышенность” приводят к необходимости искать некий синтез духа и материи, некоторое новое видение мира, которое известный французский философ Жан Гиттон назвал метареализмом.
Оговоримся: само по себе усложнение науки, ее абстрактизация еще никакого ее “одухотворения” не означают. От сложного ремесла до искусства путь идет через качественный скачок. Изощренность и абстрактность современной науки суть только условия и предпосылки “одухотворения”, но предпосылки значительные.
Еще один удар по формально-логическому рационализму, а точнее, по рационалистической концепции психики был нанесен З. Фрейдом и К.-Г. Юнгом. Фрейд открыл мир подсознания и указал на его важную роль в устойчивости сознательной жизни человека[6]. Юнг детально исследовал структуруподсознательного, инстинкты, им управляющие, и опыт поколений, содержащийся в комплексах, названных им “коллективным бессознательным”. Великие психологи показали, что как отдельный человек, так и группы и народы могут жить устойчивой психической жизнью только при условии гармонического баланса между сознательной и бессознательной частями человеческого “я”, между которыми происходит постоянный обмен. На бессознательном уровне важную упорядочивающую роль играют инстинкты, из которых мы упомянем здесь три: религиозный инстинкт, половой инстинкт и иерархический (последний хорошо известен этологам, но его роль в рамках человеческого общества пока еще обсуждается недостаточно).
Поэтому нет никакой надежды на полную рационализацию личности. Такая попытка приводит, как правило, к извержению в сознание лавы бессознательного, что может вызвать неврозы и психозы. Сознание постоянно занято переработкой материалов, доставляемых из мира беcсознательного, то есть осознанием. Мы ходим по тонкому льду цивилизованного разума, то и дело проваливаясь в темную глубину инстинктов и коллективных психозов.
Сказанное выше косвенно подтверждает мысль, что наука о человеческом обществе не может быть построена чисто рационалистически, ибо законы поведения людей связаны с законами бессознательного, с инстинктами, а последние не могут быть объяснены только рационально, что, конечно, не исключает необходимости изучать явления подсознательного максимально научным и логическим образом.
...И вот в результате развития науки вместо рационально устроенного общества и логически обоснованной цивилизации мы вдруг обнаруживаем, что в нем незримо присутствуют три непрошеных гостьи: красота, интуиция, совесть, — которые незаметно и неотвратимо направляют нашу жизнь.
Сказанное выше не есть, разумеется, попытка дискредитации науки и разума и (или) “протаскивание религии под видом науки”, а тем более нового доказательства бытия Божьего. Дело в том, что для человека верующего Бог присутствует в любых рациональных умозаключениях, а физические законы и математические уравнения есть законы Создателя и свидетельствуют о Нем. Ведь та же небесная механика, от которой “возгордился” Лаплас, для ее создателя, великого Ньютона, была источником и религиозного вдохновения — он был монахом в миру и человеком глубоко религиозным. Пастер хорошо сформулировал: “Малая ученость удаляет от Бога, а большая ученость приближает к Нему”. (Не в этом ли причина того, что некоторые современные физики ведут себя как агрессивные либералы?)
Выше мы просто хотели проиллюстрировать, что плоско-рационалистический взгляд на природу и человека терпит крах при любом более глубоком проникновении в предмет, а истинная картина представляется очень объемной и многокрасочной, содержащей обязательно интуитивные, то есть иррациональные, а лучше — надрациональные элементы.
В науке будущего о Природе и Человеке эта надрациональность неизбежна; она же есть предвестник будущих великих откровений, которые мы сейчас, возможно, только интуитивно ощущаем.
В социологическом аспекте подобные нерациональные элементы делают практически каждую идеологическую доктрину не логической схемой, а объектом веры. Поэтому можно говорить о религии либерализма и сравнивать глубину и разработанность этой “религии” с другими, давно существующими, например с христианством. (С этой точки зрения атеизм также является верой, ибо доказательство небытия Бога дано быть не может — как и нет логического доказательства бытия Божьего.)
Как же эти две религии — либеральная и христианская — относятся к науке и какое возможное развитие общества они прогнозируют?
Наука о человеке подчеркивает важную роль, которую играют в жизни индивидуума и общества инстинкты и связанные с ними традиции и опыт поколений. Христианство всегда рассматривало инстинкты как дары, данные нам Создателем, которые человек может и должен использовать для гармонического развития в соответствии с замыслами Бога. Поэтому в христианстве ясно выражено и отношение к половому и религиозному инстинктам.
О религиозном инстинкте свидетельствуют многочисленные научные факты, в том числе данные археологических раскопок. Человек инстинктивно стремится открыть чистый источник, в котором присутствует Бог, часто с большими муками для себя. Об этом вдохновенно писал Блаженный Августин, обращаясь к Творцу: “Ты сделал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе”[7]. Однако мы являемся свидетелями и извращений религиозного инстинкта, когда он используется для идолопоклонства, “обожествления” спортсменов, диктаторов и поп-звезд. Это низменное использование религиозного инстинкта, направленное не на поиск Высшей Реальности, а на обожествление случайных элементов, лиц и даже дьявола, приводит в конечном счете к саморазрушению отдельных людей и деградации целых сообществ.
Более сложным, но и очень характерным является отношение христианства к иерархическому инстинкту. С одной стороны, в человеке есть стремление занять свою нишу в социальной иерархии и не опуститься на более низкое социальное место, что соответствует устойчивости и процветанию человеческого общества в его организационном и материальном плане. Христианство не выступает против человеческой иерархии вообще (вспомним, чтбо говорил апостол Павел в Послании к римлянам), но подчеркивает, что это — земные законы, они принадлежат царствам мира сего. И вот вместо земной иерархии Иисус Христос открывает свою, “небесную”, иерархию: “...кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий — как служащий”[8]; “Больший из вас да будет вам слуга”[9]. Эта новая христианская иерархия опрокидывает старую, но не затем, чтобы установить новую, земную, а чтобы отменить иерархии всерьез и навсегда — в духовном смысле. То есть духовный человек не есть птица из стаи, слепо подчиняющаяся этологическому закону иерархии, он намного сложнее, у него много разных иерархий по разным признакам, а по существу — ни одной: в главном, духовном смысле все мы — дети Божьи.
Вспомним попытку Иакова и Иоанна установить какую-то иерархию “святости” среди апостолов, решительно остановленную Господом. В делах небесных не бывает протекции и выслуги лет, и спасение дается благодатью. Любопытно, что этот момент является камнем преткновения для многих искренних либералов, пытающихся найти для веры рациональный фундамент.
Наконец, скажем кратко о взаимоотношении христианства и науки вообще. Христиан часто упрекали, и иногда справедливо, за пренебрежение наукой и даже случавшееся в прошлом противостояние выводам науки. Особенно ярко это проявилось во время знаменитого процесса Галилея в XVII веке, которому церковный суд повелел отказаться от его воззрений на гелиоцентричность планетной системы. Недавно специальная папская комиссия заново пересмотрела “дело Галилея”, и о ее выводах Папа Иоанн Павел II говорил на специальном заседании[10]. Между верой и разумом не может быть противоречий, так как они рассматривают каждый предмет и процесс с различных (и непересекающихся) сторон. Еще Блаженный Августин очень ясно сказал: “Если случается, что авторитет Священного Писания поставлен в противоречие ясному и четкому рассуждению, то это должно означать, что то лицо, которое интерпретируетПисание, неправильно его понимает. Это не смысл Писания противопоставляется истине, но истолкование, которое это лицо ему придает”[11].
В “деле” Галилея цитата из Книги Иисуса Навина была ошибочно использована судом как доказательство вращения Солнца вокруг Земли.
Современное христианство принимает все факты, добытые наукой, однако оставляет за собой право на собственное их этическое истолкование и серьезное предупреждение, если направление развития науки становится опасным для будущего человечества. В частности, опасение вызывают бесконтрольное использование генной инженерии, например, клонирование животных и человека. Слишком часто в прошлом человечество страдало от выходивших из-под контроля новинок науки (вспомните о всевозможных видах оружия, бомб, мин), и воспитанное на опыте многих поколений христианство, уважающее традиции и принцип естественности, не может безоглядно принимать все новинки. Не откроют ли новые биотехнологии новую шкатулку Пандоры? Надо взвесить все за и против, прежде чем подвергать опасности наш уникальный мир.
Не секрет, что научное и технологическое развитие в обществе постоянно опережает нравственное развитие, это видно хотя бы из того, что научно-технические изобретения прежде всего используются в военных целях. Было бы неплохо, если бы XXI век стал переломным в этом отношении.
А что предлагает либерализм? Каково его отношение к науке и будущему человеческому обществу? Признавая науку, знание основой прогресса, либерализм слишком мало уделяет внимания зависимости прогресса от морали, стоя исключительно на принципе не ограниченного в своей спонтанности общественного развития.
Между тем тревожные признаки налицо. Мы поговорим о них дальше, а сейчас только напомним один, хотя и несколько гротескный, возможный путь развития, изложенный в провидческом романе Олдоса Хаксли “Прекрасный новый мир”. Это общество будущего, в котором все научные критерии реализованы и используются как бы только на благо стабильности и процветания. Клонирование людей (вот она — мечта леволибералов) позволяет создавать целые коллективы (до ста человек) совершенно идентичных работников, еще до рождения из пробирки принадлежащих к определенной иерархической ступени (альфа, бета, гамма и т. д.) и тем удовлетворенных. Интеллектуалы — альфа — относятся к элите. Занятие сексом начинается в детском возрасте (прямо как этого хотят сейчас либеральные организации), а воспитание проходит методом повторения во сне — эквивалент современного телевидения. Религиозный инстинкт есть и удовлетворяется обожествлением Великого Форда и небольшой группы Великих контролеров. Это общество крайне элитарно и крайне научно. Легко представить себе, как мы войдем в это страшное будущее — без милосердия и благодати, — если примем агрессивный либерализм за истинный путь. Свободолюбие либерализма оборачивается утопическим деспотизмом.
3
Хотя многие либеральные принципы вовсе не чужды христианству, подчеркнем те моменты в либерализме, которые для него неприемлемы.
Либералы утверждают, что совокупность либеральных взглядов есть естественный результат прогресса человеческого общества, основанного на самых последних научных достижениях, и потому наиболее полно отражают потребности общества в целом и каждого человека в отдельности. Более того, некоторые либералы пытаются создать впечатление, что им вполне ясны все пути развития человечества и его цели. К сожалению, по моему мнению, все это весьма далеко от действительности.
Во-первых, если взглянуть на чисто человеческие стороны жизни, то позволительно спросить, какого человека созидает современное либеральное общество? Очень хорошо об этом говорит культуролог Рената Гальцева: “Тип человека, который внедряется в наше сознание современной культурой, оказывается абсолютно недостойным потребителем плодов и эксплуататором достижений разумного, гуманного и тонкого общественного устройства, ибо человек этот неразумен, жесток и брутален. И глядя на подобное несоответствие между богатством, изяществом и предупредительностью западной социально-технической цивилизации и, с другой стороны, образом ее насельника (на экране, на сцене и в литературе), так и кажется, что мы находимся на земле, оставленной высокоорганизованным людским племенем и занятой одичалыми пришельцами невесть откуда”[12]. Гармоническое человеческое общество не может быть создано людьми этого типа, начисто лишенными трансцендентного начала, которое дает религия.
Во-вторых, если действительно существует последовательная и научно обоснованная программа развития либерального общества, то можно было бы ожидать существования хотя бы приблизительного плана развития. Но, например, разразившийся в конце 1997 года финансовый кризис в Юго-Восточной Азии (очень развитой и трудолюбивой) оказался почему-то неожиданным и для лучших финансистов, подорвав доверие к чрезмерной “свободе действий” рынка даже у некоторых либералов.
Финансист Джордж Сорос последовательно критикует мировую финансовую систему: “Недостатки глобальной капиталистической системы можно сгруппировать в пять основных категорий: неравномерное распределение благ; нестабильность финансовой системы; надвигающаяся угроза глобальных монополий и олигархий; неоднозначная роль государства, а также проблема ценностей и социального согласия”. В условиях глобализации и стихийных рынков не может быть и речи о надежных планах даже на короткий период времени, ибо “по своей природе финансовые рынки нестабильны, в особенности международные финансовые рынки”[13].
...Непредсказуемыми оказываются и результаты научного прогресса. Вспомним, например, историю эпидемии коровьего бешенства в либеральной Великобритании, которая возникла из-за “научно обоснованного” применения костной муки от овец в рационе травоядных коров. Таких примеров можно привести много, но вывод уже ясен: наука сама по себе не может быть гарантом прогресса человеческого общества, она может быть равно как источником благоденствия, так и источником самых серьезных несчастий и даже фатального конца. Все дело в том, в чьих руках наука и в каких целях она используется.
Нет сомнения, что наука сделала колоссальный шаг вперед за последние два века и принесла большую пользу людям как в либеральном обществе, так и вне его, но нет уверенности, что либералы-экстремисты собираются использовать науку только на благо людям, а не в своих собственных коммерческих или каких-то других интересах. Недавние обсуждения запрета клонирования человека и эвтаназии — яркий тому пример.
В-третьих, и, возможно, это самое важное, взглянем более пристально на свободу личности и демократию в либеральном обществе. Здесь уровень достижений высок как никогда. Коммунистическое правление в России было последним наглядным примером, когда отсутствие свободы привело и к экономической, и к моральной деградации. Каковы же перспективы либерального общества в этой области? Ведь в последние десятилетия в мире произошла революция, значение которой еще не полностью осознано. Речь идет о СМИ (и в первую очередь о телевидении) и развитии компьютерной сети.
Не станем подробно останавливаться на этом вопросе, отметим только один момент: провозглашаемая свобода СМИ на самом деле дает колоссальную власть над умами людей немногим соотечественникам и практически не контролируется обществом.
Другая важная черта современности — консолидация финансового капитала, сосредоточенная в руках немногих. Это дало огромную силу финансовой олигархии. Дело может привести к тому, что теперь она сумеет в своих интересах создавать финансовые кризисы, разделываясь уже не с отдельными соперниками, а с целыми странами и регионами. Возникает глобальная рыночная экономика, но готово ли общество защищать себя? Снова Дж. Сорос: “Можно говорить о рыночной экономике, но нельзя говорить о рыночном обществе. В дополнение к рынкам общество нуждается в институтах, которые будут служить таким социальным целям, как политическая свобода и социальная справедливость. Такие институты существуют в отдельных странах, но не в глобальном обществе. Развитие глобального общества отстает от роста глобальной экономики. Если этот разрыв не будет преодолен, глобальная капиталистическая система не сможет выжить”[14].
Скажем еще об одной возможной опасности либерального общества. Для некоторых стран Запада сейчас характерно возникновение элитарных групп, которые фактически и управляют экономикой, финансами и СМИ, а значит, и страной в целом. Эти группы в основном самовоспроизводящиеся, и в них трудно проникнуть со стороны. Характерно большое число закрытых клубов и организаций со своими правилами и символикой, иногда почти культового характера. Элитарность требует идеологического обеспечения, подспудного внедрения в сознание масс мыслей, выгодных именно “элитариям”.
Противостояние между либерализмом и христианством может возникнуть и в случае, если либерализм будет развиваться в сторону эгоизма и культа силы и богатства. Как известно, в современных либеральных странах Запада существует хорошо развитая система социальной защиты для престарелых, для одиноких матерей, брошенных детей, мигрантов и т. д. В значительной своей части она есть христианское наследие: приюты для бедных основывал еще Винсен де Поль во Франции в XVII веке (и до сих пор активно работают религиозные общества его имени); в России, как и на Западе, богадельни устраиваются при монастырях. Современные дома для престарелых в Германии и Нидерландах поражают своим комфортом и хорошей оснащенностью. Помощь инвалидам на Западе и стремление облегчить им жизнь и передвижение входят в щедро финансируемые государственные программы, и это прекрасно.
Итак, традиции и современное законодательство пока находятся в относительной гармонии, особенно в Европе, однако некоторые новые веяния последних лет настораживают. Например, пропаганда сокращения рождаемости и уменьшения социальных льгот. Дело в том, что в нравственной системе либерализма (если о таковой вообще можно говорить) принцип доброты и милосердия заменен принципом разумности и соцсправедливости. В таком случае объяснить налогоплательщику, что он обязан платить дополнительный налог на неимущих, беженцев и тяжелобольных, требующих дорогого лечения, порой весьма трудно — с его точки зрения, это несправедливо. А ведь эти проблемы будут углубляться из года в год, так как население стареет. Поэтому самодостаточная либеральная доктрина может прийти и к отрицанию милосердия, к уменьшению заботы о слабых и убогих, потому что у них нет мощных защитников в виде профсоюзов, политических партий и проч., нет защитников, кроме христиан и верующих других религий.
Еще одна опасность для безрелигиозного общества — это идолопоклонство и нарциссизм. Ведь религиозный инстинкт продолжает действовать и тогда, когда человек отвергает Бога и, не имея веры или глубоких идеалов, сам делает себя предметом настоящего идолопоклонничества. Есть и еще более страшные формы извращения религиозного инстинкта: колдовство, сатанизм и проч. Как показывает новейшая история, несмотря на прокламируемую победу разума, в либеральных обществах фанатическое поклонение идолам, суеверия и увлечение эзотерическими сектами не уменьшаются, а скорее растут. Единственное средство избежать этого — поиск идеалов, истинная глубокая вера, когда бессознательный инстинкт и сознательное поклонение Творцу находятся в естественной гармонии. Именно этой гармонии и будет всегда не хватать безрелигиозному, пусть и просвещенному обществу.
Итак, мы приходим к выводу, что в случае неблагоприятного развития либерального общества в нем могут возникнуть такие противостояния с христианскими ценностями, как:
элитарность против демократии христиан;
“справедливость” против милосердия;
вседозволенность против личной ответственности и христианской нравственности;
поклонение идолам и суеверие взамен развитой и глубокой религиозности.
4
Здесь не место, да автору и не по силам оценить роль христиан в мировой истории. Нелепо было бы “списывать” на христианство все дурное, что делалось в “христианских” странах в силу причин объективных и посторонних. Однако показательно, что два режима XX века, явно антихристианских, — фашизм икоммунизм, привели к самым большим жертвам в истории человечества.
На поверхности — особенно в глазах либеральной критики — заметны только изъяны и грехи христиан, а не их достоинства и работа. Несмотря на многие несовершенства, два тысячелетия явно и исподволь шла непрерывная работа Духа — через достойных и недостойных, святых и грешников. Слово проникало в человеческую жизнь и формировало сознание людей.
Наибольшую опасность для христианства представляли не внешние враги, стремившиеся его уничтожить, а враги внутренние, то есть сами люди, называвшие себя христианами и творившие зло от имени Церкви. Это приводило к враждебному отношению к христианству, к недоверию и борьбе с ним. Поэтому всякий раз, когда мы сталкиваемся с попытками унизить или “разоблачить” христианство и Христа, надо помнить о прошлой истории, когда христианство насаждалось силой, а попытки инакомыслия подавлялись, иногда очень жестоко, вплоть до пыток и казней. Сейчас нам, христианам, в либеральном обществе такие опасности не грозят. Поэтому мы все должны присоединиться к покаянию Папы Иоанна Павла II и постараться понять наших противников.
Многое изменилось в христианской психологии к концу XX века. Конечно, не изменилась вера, но опыт веков показал те недостатки и опасные тенденции, которые привели к ослаблению позиции Церкви. Как сказал прот. Александр Мень: “В результате трудных испытаний Церкви с неба был дан великий дар — и вы не улыбайтесь, дар этот — атеизм. Воинствующий атеизм и все антихристианские движения. Случилось бы самое страшное для Церкви, если бы этих движений не было, если бы не было атеизма. Боюсь, тогда действительно христианский мир задушили бы атеисты, имеющие облик христиан. Я имею в виду всяких „великих инквизиторов”... Значит, атеизм — дар Божий... И поэтому я считаю, что одна из главных установок сегодняшних христиан есть не борьба с атеизмом. С атеизмом боролись много... Но это внешняя борьба. Внешняя. А нам нужно гораздо больше бороться с лжехристианством внутри каждого из нас, это важнее. Потому что атеизм приходит как продукт нашего недостоинства. Сегодня Церковь должна услышать призыв, обращенный к себе: „Врачу, исцелися сам”. Я понимаю, гораздо легче говорить: мы хорошие, мы — носители истины; они — носители лжи, они — гонители, а мы — гонимые и т. д. ... Мне бы хотелось, чтобы мы решили прежде всего свои внутренние проблемы, чтобы мы могли быть готовы к свидетельству перед миром”[15].
Свидетельство — это наши дела, это мы сами, это наше поведение в мире. Нам нужно научиться так работать в современном либеральном обществе, чтобы все понимали, что мы несем самое важное и необходимое для его существования, что его моральное и духовное благосостояние возрастает от нашего присутствия.
Эпохи Возрождения, Просвещения и технические революции не прошли даром для христиан; они поняли, что материальный мир есть тоже творение Божие и им нельзя пренебрегать во имя своего личного, духовного спасения. Вот как об этом говорил Блаженный Хосемария Эскрива, обращаясь к студентам: “Мир — не плох, он вышел из рук Божиих. Бог его создал и посмотрел на него и остался доволен. Это мы, люди, портим и уродуем его грехом и неверностью. Если вы, живущие в мире, уклонились от честных будничных дел, то нарушите волю Божию, это уж точно. Поймите, Бог призывает вас служить Ему в обычных, повседневных делах, как бы из них, изнутри. Он ждет от нас этого все время, везде — в лаборатории, в операционной, в казарме, на кафедре, на заводе, в мастерской, в поле, дома. Самые обычные дела и работы чем-то священны, и каждый из вас может это найти... Я хотел бы, чтобы [вы] избежали соблазна двойной жизни: по одну сторону жизнь внутренняя, связь с Богом, по другую, совсем отдельно — профессиональная, социальная, семейная, где толпятся и кишат мелкие земные дела. Нет, дети мои! Мы так жить не можем! Мы — христиане, а не шизофреники. Жизнь — одна, ее мы и должны освятить, наполнить Богом и плоть, и дух... Или мы научимся находить Бога в повседневной жизни, или вообще Его не найдем. Поэтому я и говорю вам, что теперь, в наши дни, надо вернуть высокое значение материи. Надо одухотворить самые мелкие и неприметные аспекты человеческой жизни, поставить на службу Царству Божию, сделать средством, которое поможет нам постоянно быть с Иисусом Христом. Истинное христианство верит в телесное воскресение, а потому, вполне логично, всегда отвергало развоплощение, ничуть не боясь, что его обвинят в материализме. Мы вправе говорить о материализме христианском, который смело противостоит материализму, не видящему духа”[16].
Вот точное свидетельство того, что современное христианство повернулось лицом к миру, к жизни, что оно вникает во все жизненные детали и готово помочь отверженным, когда все другие уже от них отвернулись. Впрочем, это есть продолжение старой христианской традиции; новое же заключается в том, что христиане открыты всему обществу, всем людям, любым научным и культурным достижениям, готовы вступить в активный диалог и, не ограничивая чужой свободы, разъяснять свою позицию.
Это можно было бы назвать “открытым христианством”, христианством без шор и оков, но нигде не изменяющим своей вере и своим традициям.
В православии о таком христианстве говорили Владимир Соловьев и прот. Александр Мень.
В католичестве позиция открытого христианства зрела уже давно, и первым его ярким выражением стал Второй Ватиканский собор, сформулировавший ясный и действенный образ отношения церкви и христиан к миру (главным поборником открытого христианства является нынешний Папа Иоанн Павел II). Открытому христианству присущи два новых момента: философский и социальный. С философской точки зрения это христианский материализм, о котором говорил Блаженный Эскрива, то есть одухотворение материи, встреча духа и материи. Интересно, что эта встреча происходит как бы в двух планах: как мы говорили выше, наука развивается, отправляясь от материальных аспектов, и на современном, уже сложном уровне развития становится все абстрактнее и возвышеннее, то есть в нем есть тенденция “одухотворения”. С другой стороны, современное христианство, отправляясь от духовных аспектов веры, обращается к материи и освящает ее. Эта двойная встреча духа и материи мне кажется очень важной тенденцией, которая может стать определяющей в будущем веке.
Второй момент — социальный. У современной христианской церкви есть четко выраженное социальное учение, которое дает христианам надежную основу для общественной активности. В наиболее ясной форме социальное учение было сформулировано в католической церкви, и потому мы процитируем ниже профессора права Александра Хавара, разъясняющего:
“В силу своего служения и назначения Церковь никоим образом не смешивается с политическим обществом и не связывается ни с какой политической системой. Свобода Церкви есть основной принцип в отношениях между Церковью и гражданскими властями и всяким гражданским строем. Это священная свобода, которою Христос наделил Церковь и которую Он завоевал Своей Кровью.
Независимость Церкви — не привилегия и не только право. Это обязанность, наложенная на нас Самим Христом: „Отдайте кесарево кесарю, а Божие Богу”.
Секуляризм — это поглощение Церкви государством. Клерикализм — это поглощение государства Церковью. Обе тенденции несовместимы с принципом здравого сотрудничества”[17].
Примером доброго сотрудничества может служить Германия, где в разных землях церковные праздники объявлены государственными, но могут различаться в зависимости от преобладания среди населения католиков или протестантов.
А может ли Церковь делать политические заявления? Да, отвечает Второй Ватиканский собор в своем постановлении “Радость и Надежда”: “Церковь является знамением и защитой трансцендентности человеческой личности. Она должна выносить свое нравственное суждение также о вещах, относящихся к политическому порядку, когда того требуют основные права личности или спасение душ”[18]. Активную просветительскую и катехизаторскую работу ведут сейчас многие приходы в России.
Христиане были весьма социально активны в веке нынешнем и минувшем. Достаточно вспомнить св. Джованни Боско, основавшего орден для работы с беспризорными детьми, а также христианское профсоюзное рабочее движение в Европе.
Христиане призваны в XXI веке бороться за права всех людей и за достоинство каждого человека. Никто лучше нас, христиан, не может защитить демократию против элитарности, ибо равное достоинство всех людей лежит в основе нашей веры и для нас священно. Именно активная позиция и постоянная борьба за достоинство человека в современном обществе должны стать образом действия христиан.
Христианский гуманизм есть тот питательный источник, который бок о бок с гуманизмом либеральным, придавая ему глубину и постоянство, способен преобразить нашу планету.
Вглядываясь в неясные проступающие черты будущего века, обещающего нам экологические катастрофы и политические кризисы, все больше убеждаешься, что только Разум и Вера способны объединить и спасти людей. В то время как либеральное общество в жадном стремлении к власти и наслаждениям бездумно пожирает ресурсы планеты, христианство выдвигает свои вечные принципы свободы, любви и ответственности, которые поведут человечество по стезе спасения. И, вероятно, прав Андре Мальро, сказавший еще в середине этого века, что XXI век будет одухотворенным. Или его вообще не будет.
[1] 1 Фес. 5: 21.
[2] Букв.: “Physical Law should have mathematical beauty” — надпись на доске, сделанная Дираком на лекции в МГУ, воспроизводится по кн.: Дирак П.-А.-М. Лекции по квантовой теории поля. М., “Мир”, 1971.
[3] Бор Нильс. Жизнь и творчество. М., “Наука”, 1967, стр. 102.
[4] Эйнштейн А. Собр. научных трудов. Т. 4. М., “Наука”, 1967, стр. 41.
[5] Мень А. Дорогие мои. Л., 1991, стр. 9.
[6] Роль Фрейда часто преувеличивалась, либералы особенно ценили в нем антирелигиозную направленность и доведенное до абсурда утверждение роли сексуального начала.
[7] Бл. Августин. Исповедь. М., “Гендальф”, 1992, стр. 27.
[8] Лука, 22: 26.
[9] Матфей, 23: 11.
[10] “L’Osservatore Romano”, № 44 (1264), 1992, 4 November.
[11] Там же, Saint Augustine. Epistula 143, № 7, PL33, col. 588.
[12] Гальцева Р. Дехристианизация культуры и задачи церкви. — “Новая Европа”, [1992], № 1, стр. 32.
[13] Сорос Дж. Будущее капиталистической системы зависит от упрочения глобального открытого общества. — “Финансовые известия”, 1998, 15 января.
[14] Там же.
[15] Мень А. Мировая духовная культура. Христианство. Церковь. Лекции и беседы. М., «Нижегородская ярмарка», 1995, стр. 602.
[16] Colloqui con Monsignor Escriva. Milano, 1994, p. 113.
[17] А. Хавар, “Основы Христианского социального мышления”, рукопись.
[18] Сб. “Второй Ватиканский собор”. Брюссель, “Жизнь с Богом”, 1992, стр. 408.