Симона де Бовуар. Второй пол. [Том 1. Факты и мифы. Том 2. Жизнь женщины.]
Перевод с французского. М., АО Издательская группа “Прогресс” — СПб., “Алетейя”,
1997, 832 стр.
Почти полвека назад, в 1949 году, во французском издательстве “Галлимар” вышло тысячестраничное исследование Симоны де Бовуар “Второй пол”. Многократно переизданная, существующая в миллионах копий почти на всех европейских языках, сегодня она переведена на русский и... оприходована по разделу “Библиотека феминизма”.
Мне хочется думать, что Симона де Бовуар сорок девятого года не приняла бы такую классификацию...
По легенде, “заказ” на исследование поступил от Сартра, который “считал, что для подтверждения их версии экзистенциализма... Симоне было бы неплохо написать нечто вроде исповеди о том, что значит для нее быть женщиной”. “Симона отказалась... Сартр настаивал”. В итоге — три года ушли на сбор материала и написание книги. Внутреннюю же историю ее создания можно, наверное, было бы попытаться разглядеть в зазоре двух других ее книг: книги мемуаров 1963 года и скандально известной книги “Обряд прощания” (1981) — откровенной истории ее взаимоотношений с Сартром.
Ко времени выхода “Второго пола” Симоне сорок лет. И книга выглядит скорее решительной попыткой самоутверждения, защиты и подтверждения уже совершенного личного жизненного выбора. Ответов в ней существенно больше, чем вопросов.
И все же, при всей определенности “позиции” автора, при всем выраженном “социальном пафосе” книги, я бы не советовала начинать ее чтение с предисловия. Оно столь же вдохновенно, сколь и прямолинейно. Портрет Симоны здесь энергичен и довольно прост, а выморочно-феминистский, политико-социальный пафос (“Такая книга не может не найти отклика в нашей стране зарождающейся демократии”) способен лишь сузить зону сегодняшнего прочтения книги... Понимаю, феминизму — отечественному в том числе, — пусть с некоторым историческим опозданием, нужен свой культовый текст, своя Библия. Начнем с пяти тысяч экземпляров. И издадим — в черно-бело-желтой строгости и величии полиграфического вкуса, с комментарием к именам (такого комментария нет, как отмечается, ни в одном европейском издании книги). Вот только — без единой фотографии автора. Случайность ли? Или “этика подлинного существования” (так назвала свое предисловие доктор политических наук С. Айвазова) неизбежно сглаживает живые черты — до их полного исчезновения?
“Введение” Симоны де Бовуар в собственную книгу гораздо более любопытно. Уже тем, что начинается с вопроса радикального: “И есть ли вообще женщины?”, и признания, что многотомные глупости, выпущенные в свет с начала века, существенно не прояснили “женскую” проблему. Что же — основание выделения собственно “женского”? Анатомическая особенность? Сущность “вечной женственности”?.. Симона де Бовуар находит более точное, как она полагает, основание, становящееся началом ее размышления: “Мужчине не пришло бы в голову написать книгу о специфическом положении, занимаемом в человеческом роде лицами мужского пола”. Отсюда первый — вынужденный — шаг: дать себе первое определение, признать: “Я — женщина”. Но значит ли это — подтвердить свою абсолютную относительность? (Бовуар цитирует Мишле: “Женщина — существо относительное...” — ссылается на Левинаса и делает вывод: “Она самоопределяется и выделяется относительно мужчины, но не мужчина относительно нее...”)
Так какова стратегия Симоны де Бовуар? Принять имя “женщины”? Имя, которым (и она это обостренно чувствует) наделил ее “мужской мир”. И начать свой завоевательный поход — отсюда?
“Второй пол”... Именно на этой площадке заявлено начало исследования.
“Я считаю, что для изучения положения женщины лучше всего подходят сами женщины или некоторые из них”, — утверждает Симона де Бовуар. Выбор, конечно, примечательный. Как примечателен и ее отказ в компетентности в данном вопросе — ангелу (“он не знает исходных данных проблемы”), а также гермафродиту (“он не мужчина и женщина одновременно, скорее он не мужчина и не женщина”).
По своей структуре и насыщенности цитируемым материалом эта книга внешне напоминает академическую монографию. Сначала — что говорит о женщине биология, психоанализ, исторический материализм (том 1. Факты и мифы. Часть первая. Судьба). Затем — анализ реальности “женского бытия” (части вторая и третья. История. Мифы). И описание, с точки зрения женщин, того мира, который был им предложен, трудностей выхода за пределы отводимой им области (том 2. Жизнь женщины). Первый том сегодня читается как вполне наивная, но занятная энциклопедия “женского вопроса”. Том второй — более энергический. Несмотря на миролюбивое предуведомление: “Я не собираюсь изрекать в этой книге вечные истины, я просто хочу описать тот общий фон, на котором... протекает существование женщины”.
Названия некоторых глав второго тома: Девушка. Лесбиянка. Замужняя женщина. Мать. Светская женщина. Проститутки и гетеры... Самовлюбленная женщина. Влюбленная. Богоискательница. Независимая женщина... Точка исхода и направление движения выстраиваются с упрямой логикой. Если бы не замечательное богатство психологического, литературного, исторического, биографического материала, мы бы сразу различили, в общем-то, несложный и весьма жесткий теоретический конструкт — каркас всех авторских построений. Некоторое “кредо” личного и уже совершенного выбора.
Это “кредо” покоится на принимаемом Симоной де Бовуар основоположении: “...особенность ситуации женщины состоит в том, что, обладая, как и любой человек, автономной свободой, она познает и выбирает себя в мире, где мужчины заставляют ее принять себя как Другого: ее хотят определить в качестве объекта и обречь тем самым на имманентность, косность, поскольку трансценденция ее будет постоянно осуществляться другим сознанием, сущностным и суверенным”. Мужчина — это тот, кто остается самим собой, кто — через Другого — всегда возвращается к самому себе. Мужчина — структура цельная, равновесная, симметрическая, устойчивая. А “самосознание” женщины ей видится как по необходимости ущербное: “В большинстве случаев женщина осознает себя лишь в качестве Другого, часть ее личности, предназначенная „для другого”, становится самой ее сущностью... она не обретает себя в своем субъективном существовании...”.
Поэтому, описывая разнообразные “этапы”, “ситуации”, “позиции”, “роли”, в которых оказывается и которые принимает на себя женщина, Симона де Бовуар описывает фактически лишь этот “сверхфеномен” — зависимости и ущербности.
Одно из первых его имен — “пассивность”. Основная черта “женственной женщины”, основное жизненное настроение, навязываемое семейным воспитанием и общественным мнением. Вечное ожидание, существование как ожидание, томление плоти, ибо оправдание жизни, смысл — вне пределов личной воли. Грезы, где нет реального времени и реальных препятствий. Безграничное время, которое тебе не принадлежит... На языке психологии: неврозы, садо-мазохистский комплекс, психастенический синдром.
Другое важное имя — “вещь”. Бовуар описывает различные “пограничные ситуации”, в которых женщина переживает уготавливаемое ей состояние “быть вещью”. Один из ее примеров — клептомания, являющаяся, по мнению Бовуар, сексуальной сублимацией. “Именно из-за опасности быть пойманной девушка испытывает такую жгучую тягу к воровству. Если ее воровство обнаружится, все будут смотреть на нее с осуждением, указывать пальцем, и, переживая этот позор, она до конца и безвозвратно осознает, что она — вещь. Брать, но ничего не давать взамен из страха стать чьей-то добычей — вот в чем заключается опасная сексуальная игра девочки-подростка”. Тот же механизм — у всех “дурных”, эпатирующих окружение поступков, у отрицательных навязчивых состояний, к которым склонны созревающие девушки... В итоге: “Страх перед превращением в вещь неизбежно приводит к осознанию себя в качестве таковой”. Симона де Бовуар вообще охотно и много использует язык современной ей психологии и психопатологии. Может быть, он позволяет ей самой узнавать собственные преодолеваемые ею состояния.
Еще одно имя “сверхфеномена”, от которого внутренне отталкивается Симона де Бовуар, — “брак”. И здесь ее пафос быстро восходит к социальной общезначимости: “Брак подталкивает мужчину к капризному владычеству: ведь желание господствовать — самое распространенное и непобедимое из всех желаний. Отдавая ребенка во власть матери, а жену во власть мужа, мы способствуем укоренению тирании в обществе”. В браке ей видится один исход — развращенность мужа и тоскливая униженность жены. Результат — пустота и скука, когда двум существам ни в духовных, ни в эротических отношениях нечего дать друг другу, когда им “нечем обмениваться”. Классический — и, видимо, ужаснувший ее — пример: Льва и Софьи Толстых. Симона де Бовуар навязчиво возвращается к нему, обширно цитирует дневник Софьи Андреевны. И приходит к выводу, что чета Толстых дала самое глубокое развенчание мифа о Пьере и Наташе. “Софья испытывает к мужу отвращение, находит его „невыносимым”; он изменяет ей со всеми крестьянками окрестных деревень, она ревнует и скучает. Каждая из ее многочисленных беременностей сопровождается нервозностью, а дети не заполняют ни ее сердца, ни ее повседневной жизни. Для нее домашний очаг — бесплодная пустыня, для него — ад. И кончается все это тем, что она, старая истеричная женщина, полуголой бегает по мокрому лесу, а он, несчастный загнанный старик, уходит из дома, разрывая таким образом „союз”, который длился всю жизнь”. В своей личной жизни Симона де Бовуар не решилась на жизненный эксперимент — иметь дом и детей...
И еще одного она пытается (знанием наперед) избегнуть — психологической старости. Она заранее описывает ее приметы. Они ей видятся гримасами и ужимками. Вот нарисованная ею картинка: “Начинающая стареть женщина... начинается преувеличенное акцентирование своей женственности, женщина украшает себя... чтобы стать воистину очаровательной, грациозной, таинственной... на своего собеседника-мужчину она бросает наивные взгляды, ее голос, интонации становятся ребячливыми, она охотно и много болтает, воспроизводя свои детские воспоминания... она щебечет, хлопает в ладоши, громко смеется. И весь этот спектакль разыгрывается вполне искренне...” Театральность и вообще-то не по душе Бовуар. Театральное действо для нее — это тот самый — причем осуществленный вполне — отказ от самости... Старческое оживление, когда оно сродни театру, вызывает у нее жалость. А жалости — надо бежать.
И — рецепт отталкивания: для женщин, занимающихся интеллектуальным трудом, отречение от своей личности немыслимо (даже в плотских отношениях). Рецепт, выписанный Симоной де Бовуар для себя.
И еще один нюанс. То, быть может самое глубинное, что она не приемлет, — право распоряжаться Другим. Унизительно быть вещью, не менее — брать в этом реванш. Заставляя мужчину платить, женщина компенсирует свой комплекс неполноценности. Если она обеспечивает себя жизненными благами, оказывая сексуальные услуги, — она одновременно и паразит, и эксплуататор. И тот и другой живут не на собственном основании. Фаворитки управляли через своих любовников миром. Но и такое могущество Бовуар высокомерно отвергает.
Ее вывод радикален: все то, что до сих пор в истории было известно под именем “настоящей женщины”, — искусственный продукт, фабрикуемый цивилизацией (“как когда-то фабриковались кастраты”). Поэтому надо пройти поверх любой заданности, устранить все зеркала, которые торопятся задать женщине ее образ, надо жить естественной жизнью, не стремясь постоянно видеть свои действия со стороны.
О таких степенях независимости действительно может грезить даже не ангел и не гермафродит — разве что “чистый экзистенциальный субъект”. Буде таковой имеется. Но об этом могла знать только Симона де Бовуар. Ее опыт — уникален.
Елена ОЗНОБКИНА.