Зарудный Сергей Митрофанович (1865 — 1940) — правовед, сенатор, один из представителей большого рода Зарудных, давшего России много знаменитых людей. Его дядя, Сергей Иванович Зарудный (1821 — 1887), видный государственный деятель, активный участник подготовки крестьянской и судебной реформ, был знаком с И. С. Тургеневым с 1850-х годов. Отец, Митрофан Иванович Зарудный (1834 — 1883), — юрист, публицист, состоял членом комиссии по разработке судебной реформы 1864 года. Двоюродная тетя, Варвара Михайловна Зарудная-Иванова (1857 — 1939), — прославленная певица, педагог, в 1893 — 1924 годах — профессор Московской консерватории, жена композитора М. М. Ипполитова-Иванова. Двоюродный брат, Александр Сергеевич Зарудный (1863 — 1934), известный юрист, выступал защитником в делах лейтенанта Шмидта и Бейлиса. Кузина, Екатерина Сергеевна Зарудная-Кавос (1861 — 1917), — известная художница.
Мать С. М. Зарудного, Софья Альбертовна (урожд. Кавос; 1841 — 1865), умерла вскоре после рождения сына. Лишившись матери, маленький Сережа жил с бабушкой К. И. Кавос в Петербурге, в одном доме с семьей своего дяди С. И. Зарудного.
После окончания привилегированного Императорского училища правоведения Зарудный долгие годы служил в Министерстве юстиции. После 1917 года работал в Эрмитаже в отделе гравюр.
Зарудный был интересным, общительным и остроумным человеком. Давняя дружба связывала его с артистами МХАТа — О. Л. Книппер-Чеховой, В. И. Качаловым, М. П. Лилиной. “Наш милый С. М. Зарудный” [1] , — упоминает его М. П. Лилина в письме О. Л. Книппер-Чеховой от 3 (4?) июля 1940 года. “Сенатор Зарудный, обаятельный остроумец” [2] , — отзывается о нем Н. В. Крандиевская-Толстая.
Зарудный был знаком с А. А. Блоком, который в 1912 году подарил ему одну из своих книг [3] . 13 июня 1915 года Блок пишет матери: “Вчера встретил С. М. Зарудного (сенатор и цыганист, друг Художественного театра), который, проводив Книппер, шатался без дела. Я его завез к себе. Он читал очень хорошо стихи Вольтера, нарисовал меня (совсем не похоже) и рассказал анекдот о том, как К. Р. [4] просил его раз прочесть мои стихи. Он прочел “Незнакомку”, К. Р. возмутился; когда же он прочел “Озарены церковные ступени”, К. Р. нашел, что это лучше. Очевидно, уловил родственное, немецкое” [5].
В январе 1935 года О. Л. Книппер-Чехова подарила Зарудному книгу “Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер” (М., 1934) со следующей теплой надписью: “Старому другу и рыцарю всей нашей театральной жизни Сергею Митрофановичу Зарудному с искренней и нежной любовью” [6] . “Скоро 40 лет дружбы!” — писал Зарудный 2 августа 1938 года своему племяннику, академику живописи Евгению Евгеньевичу Лансере, рассказывая о радостном свидании с мхатовцами — М. П. Лилиной, О. Л. Книппер-Чеховой и В. И. Качаловым [7].
Встреча с Тургеневым относится к дням юности Сергея Митрофановича.
В 1881 году И. С. Тургенев посетил Петербург, Москву, Спасское, Кадное, а 21 — 22 июля (1 — 2 августа) гостил в селе Ситово Ефремовского уезда Тульской губернии, в родовом имении своих дальних родственников Свечиных.
В феврале 1927 года, очевидно по настоянию одной из родственниц, Зарудный, гостивший в 1881 году у своей тети в Ситове, написал письмо, в котором поделился воспоминаниями о приезде туда Тургенева. Письмо-мемуар интересно не только как дополнительный штрих к биографии Тургенева (свидетельство о пребывании писателя в Ситове), но и как колоритная картинка усадебного быта 1880-х годов.
Текст письма, без начала и конца, переписан рукою двоюродной сестры Сергея Митрофановича — Зоей Сергеевной Зарудной. Воспроизводится по рукописи, хранящейся в частном собрании А. В. Немчинова. Выражаем ему благодарность за разрешение на публикацию. Печатается с соблюдением индивидуальных особенностей орфографии. Пунктуация приближена к современной норме. Название принадлежит публикатору.
Публикация, подготовка текста, предисловие и примечания В. А. АЛЕКСАНДРОВА.
[1] Книппер-Чехова О. Л. Воспоминания и статьи. Переписка. Ч. 2. М. 1972, стр. 194.
[2] Крандиевская-Толстая Н. Воспоминания. Л. 1977, стр. 131.
[3] Блок Александр. Новые материалы и исследования. — “Литературное наследство”. Т. 92, кн. 3. М. 1982, стр. 149.
[4] Литературное имя великого князя Константина Константиновича Романова (1858 — 1915).
[5] Блок Александр. Собрание сочинений. Т. 8. М. — Л. 1963, стр . 447 — 448.
[6] “Книги и рукописи в собрании М. С. Лесмана. Аннотированный каталог. Публикации”. М. 1989, стр. 382.
[7] Из семейного архива С. Д. Лансере.
Все было так давно и так недавно. Все перепуталось. Прошлое ярче настоящего. Мертвые живее живых. Начинаешь сомневаться в своем тожестве. Да в самом ли деле я тот самый?..
Декорации так быстро переменились, что и прошлое, и настоящее кажется не то грезой, не то волшебством, не то наваждением. Не находишь себя, ну и не пишешь. И вот я пишу, однако. Ты заинтересовалась, как говорят, моей встречей с И. С. Тургеневым.
Она была так мимолетна, и я был тогда — в те дни, когда мне были новы все впечатления бытия, — так молод, еще не пережил ни одной горестной утраты, не пережил ни одного разочарованья, не потерял ни одного волоса, ни зуба. И вот я, тот самый как будто, перенес мало сказать много утрат, пережив достаточно разочарований, потеряв почти все волосы и зубы, иногда предаюсь очарованию воспоминаний, хоть и многое было таково, что лучше бы не было. Но передать воспоминание так, чтобы внимающий поддался очарованию, — дело не легкое. На это способны немногие мастера — в их числе Тургенев. Его легкая, грустная, несколько теперь старомодная, но такая прелестная музыка заглушена мощными аккордами Толстого и воплями Достоевского. Но она слышна и не умолкнет.
В конце 70-х годов прошлого столетия я им упивался.
Как-то летом в Ситове (ты помнишь старую усадьбу?) [1] мы задыхались от жары с утра. В полдень пришла гроза и короткий, но жестокий ливень. В котором году, однако, это было? В предпоследний или последний приезд Тургенева в Россию. Должно быть, в предпоследний [2] . Это можно установить по “Брокгаузу и Ефрону”, но справиться сейчас нет охоты. Думаю, что это было <в> 1879 или 1880 [3] . Вот тебе место и время. Теперь действующие лица. Ну, тут опять заминка. Был ли жив дядя Федор Павлович? [4] Роюсь в памяти и не нахожу. Должно быть, был жив, потому что налицо была кн. Елизавета Никол<аевна> Горчакова [5] , tante Lise, та самая, которая в молодости была другом М. Ю. Лермонтова. <Она> постоянно облизывала обе губы, особенно когда сердилась, а сердилась она, споря с моей бабушкой [6] (тоже была налицо) о взаимоотношении Санкт-Петербурга (тогда) и Москвы. Lise была патриотка и читала “Московские Ведомости” [7] , вторая, западница, и читала “Голос” [8] . Перепалки были страшные, как та гроза, после которой прошел тот ливень, о котором упомянуто выше. Тетя Александра Ивановна [9] (налицо), ухмыляясь несколько лукаво на ярость спорщиц, вязала мельчайшим бисером кошелек (ты помнишь кошельки?).
Федя (налицо) [10] , не особенно давно женившийся на Елене Ивановне [11] (налицо, у нее что-то болело, не то голова, не то под ложечкой). Федя ходил тогда в русской одежде: шелковая рубашка, армяк синий тончайшего сукна и лакированные на славу высокие сапоги. Не помню опять, была ли налицо Елиз<авета> Ник<олаевна> Шаховская, мать Елены Ивановны, ты ее помнишь? Вариант тургеневских соблазнительниц, отчасти — мать из “Первой любви” [12] , но в то время еще молодая, не только могущая еще, но и весьма могущая тогда нравиться. Наконец, старшая дочь ее — княжна Мэри, она же “сестра Маша”, впоследствии Марья Ивановна — жена И<о>акима Викт<оровича> Тартакова [13] . Она была прелестна, в возрасте княжны из “Первой любви”. Я был в возрасте сына из той же повести и, разумеется, “проводил аналогию”.
Теперь Соня [14] и Катя [15] ? Должно быть, их не было. Провал в памяти. Наконец, тогда птенцы Саша [16] и Варя [17].
Должно быть, Ида Федоровна [18] (помнишь: высокая, тонкая, худенькая гувернантка-бонна, немочка из Ostsee-provinzen [19] ), в которую по уши влюблен был управляющий М.
Теперь обязательные в усадьбе слуги. Камердинер Алексей, по прозванию Хижина (у него всегда было все необходимое для дам в экстренных случаях: булавки, шпильки, ленточки, пудра, одеколон и просто спирт на всякий случай. У него были чудные бакенбарды и, как говорили, роман с “светской женщиной”, весьма, впрочем, непродолжительный). Совсем тип из повести Тургенева — камердинер, который был высечен по приказанию барыни “чюки-чюки-чюк” и после, д<ура>к, так как щелкал семечки. Забыл название повести из “Записок охотника” [20].
Буфетчик Дмитрий, но его звали всегда по отчеству — Дмитрий Алексеевич, кажется, во внимание к окладистой бороде и многочисленному семейству, — его сыновья обслуживали впоследствии соседние усадьбы и рестораны обеих столиц. (Служил раньше у Николая Петровича [21].)
Помню, “мальчик” Саша Китаев, мой друг, страстный охотник до стихов и псовой охоты, ну и до другой.
Но ведь так я никогда не доеду до самого Тургенева! Ведь еще бесчисленный женский штат, наполнявший свыше меры “девичью”. Портниха Маша Чепуха, всегда растерянная, впопыхах, с булавками в зубах, с ворохом юбок и лифов в руках... Другая Маша, сестра Саши Китаева, старшая горничная, всегда чопорная и неприступная. Младшие горничные, дочери сына Зосимы (точно в Библии), Зосимы Кузьмича — садовника, одновременно похожего и на Христа, и на графа Льва Ник<олаевича> Толстого. (Ведь Лев Ник<олаевич> в молодости езживал в Ситово на охоту!)
Не могу обойти повара Аполлона, воспитывавшегося в “английском клубе” в Москве и искренно, жгуче ненавидевшего Англию (отзвуки Турецкой войны 1877 — 78 г.). Образ его так и встает в памяти. Мы играли с ним “на пролаз” на биллиарде, и я его снабжал газетами. Аполлон, в свою очередь, внешне похож был на Ф. М. Достоевского, и темперамент у него был донельзя страстный и нервный.
Ну как не вспомнить всех этих лиц. Ведь они высыпали навстречу Тургенева, когда буфетчик Дмитрий Алексеевич провозгласил: “Иван Сергеевич приехали!” Ведь имя Тургенева им было также знакомо, писателя, который сумел быть дорогим “челяди и барам”, создавшего “Живые мощи” * и “Лизу” [22].
Но я забегаю вперед, и приходится быть кратким. Слишком много из слов Тургенева изгладилось из памяти, и восстановить их — дело слишком трудное и ответственное. Тогда же, тотчас после его приезда, я написал на Домаху Николаю Михайловичу [23] о впечатлении, произведенном на меня встречей с Ив<аном> С<ергеевичем>. Но домашинской усадьбы ныне не существует, как и ситовской. Не знаю, сжег ли Петлюра мое письмо вместе с усадьбой? Кажется, Ник<олай> Мих<айлович> его кому-нибудь отдал и не получил обратно. Может быть, оно гуляет где-нибудь и всплывет когда-нибудь. Было бы любопытно его прочесть через 47 лет. Едва ли я тогда сумел точно передать содержание тургеневских повествований [24].
Вернемся, однако, к ливню. Из водосточных труб, с крыши, вода так и хлестала. И вот “княжне Мэри” пришла фантазия взять душ в платье. Она была в костюме неаполитанки: легкая, тонкая рубашечка, красная короткая юбка (в то время, когда юбки скрывали ноги до самых пят), шелковые белые ажурные чулки и башмачки. Башмачки Мэри скинула и храбро встала под импровизированный душ. Я встал с ней рядом, предварительно надев на голову каску со шпицем немецкого образца, трофей Турецкой войны, попавший как-то в Ситово. Из окон “служб”, из-под всех навесов, укрывшиеся от ливня люди смотрели на нас и покатывались со смеху. Зрелище это первая в доме обнаружила княжна 73 лет — Lise и, вознегодовав, сообщила моей бабушке, которая пришла в ужас: гром еще гремел (бабушка боялась грозы), а на моей голове был как бы громоотвод. Прибежала тетя Аля [25] , и все они стали требовать нас в комнаты. Но Мэри упрямилась. Появилась Леля (Елена Ив<ановна>), забывшая боль под ложечкой, и возопила: “Marie c’est indй cent... devant tout le monde... on voit tout”[26] . Мэри обиделась и убежала наверх в мезонин, а я, переодевшись и почему-то надев правоведский мундир, сел у окна в Федином кабинете, выходящем окнами во двор, и стал читать “Первую любовь” и “проводить параллели”. Тучи ушли, солнце заблистало, и ливень отшумел. Было, должно быть, часов около 4-х. Вдали, за Ситовой Мечей, из-за Мосоловки, послышался звон колокольчика. Ближе, ближе, совсем как в Художественном театре.
Ты помнишь расположение усадьбы. Перед домом палисадник, у дома большая терраса. Подъезд был сбоку, в проезде под воротами, но им не пользовались. Другой подъезд был со стороны двора, рядом с Фединым кабинетом, где я читал.
Колокольчик звенел все громче, послышался стук копыт и грохот колес в проезде, и к подъезду подкатила земская тройка.
В бричке сидел в форменной фуражке акцизный чиновник Мельников [27] , а рядом с ним господин в сером дождевике, в мягкой серой фетровой шляпе с широкими полями и черной лентой вокруг тульи... Густые седые усы, закрывавшие рот, довольно длинная, окладистая, а la russe, борода, нависшие над светлыми глазами брови, довольно длинный, мясистый нос мне кого-то напомнил, но кого? И вдруг меня осенило. Гравюра, приложенная к 1-му тому сочинений Ив. Сер. Тургенева (изд. бр. Салаевых) [28] . Да это Тургенев... сам Тургенев!
Мельников вылез из брички. Подбежал к бричке Дмитрий Алексеевич и почтительно высадил из нее путника, который оказался человеком очень большого роста, выше Феди (который был высокого роста), с очень широкой грудью, с вполне русским обличьем, которое встречается у породистых тульских крестьян, но с “барственной осанкой” и тем неуловимым лоском, какой бывает у состоятельных русских, долго проживших за границей. (Мне кажется, теперь верно формулирую свое тогдашнее впечатление.)
Дмитрий Алексеевич ввел приезжего в переднюю и провозгласил: “Иван Сергеевич Тургенев пожаловал!”
Тут поднялась суета и беготня по лестницам мезонинов Александры Ивановны и Федор<а> Павловича, вестников приезда. Я вышел из кабинета. Ты помнишь расположение дома? Из прихожей дверь налево в Федин кабинет, прямо дверь в столовую. Из столовой навстречу гостю вышел Федя, за ним тетя Аля, кн. Горчакова, бабушка Ксения Ивановна, выплыла Елена Ивановна.
Из дверей в столовую выглядывали с любопытством и как будто даже с испугом обитательницы девичьей, а из прихожей мужской персонал.
Несомненно, гость был выше Феди. На нем был серенький “complet” [29] очень изящного покроя, и на груди поблескивало пенснэ на широкой черной ленте. Начались взаимные приветствия и поздравления. Был представлен и я. Тургенев посмотрел на меня с высоты своего роста ласково. Вспомнил, что знаком был с батюшкой! [30] Глаза у него были серые (так мне теперь кажется), зоркие, умные. Очень красивы были сохранившиеся в полной густоте волосы, серебряно-седые, шелковистые. Такие же холеные борода и усы. Поражал высокий теноровый голос, поражал потому, что исходил из такого могучего стана. Говорил он слегка пришепетывая и с запинаньями, которые приятно подчеркивали удачные эпитеты и меткие сравнения (как в этом я убедился за ужином).
Федя предложил Ив<ану> С<ергеевичу> оправиться с дороги и увел его.
Я был в раздумьи, что делать, ведь надо же дать знать кузине Нине в Ивановское, что приехал Тургенев. Она такая его поклонница.
Велел оседлать “Гоголя”, так звали (непочтительно несколько по отношению к Никол<аю> Вас<ильевичу>, но ведь есть слово “гоголь” и говорят “ходить гоголем”) моего верхового коня. Карьером и рысью туда и обратно час с четвертью...
Но пока оседлывали “Гоголя”, Тургенев вышел в столовую. В ожидании ужина ему была подана легкая закуска. Все разместились вокруг стола, взирая на “великого писателя”. Ив<ан> С<ергеевич> сообщил, что приехал из Кадного (помнишь почтовую станцию и село над р. Красивою Мечой, с которой бессмертный Касьян [31] ), где у него “клочок” дес<ятин> 500 земли, который он продал [32] , и что завтра он должен уехать в 6 часов утра.
У меня сердце так и покатилось. Как же быть с Ниной? “Гоголь” уже стоял у подъезда, перебирал ногами и начинал проявлять нетерпение. Мне хотелось самому привезти “радостную весть”, но тогда рискуешь пропустить Тургенева. Ведь, очевидно, он рано ляжет спать, а Нинон захочет блеснуть туалетом, его все равно не увидать.
Тургенев продолжал беседовать. Сравнивал природу Франции с Россией — очень тонко. Вспоминал Италию, Германию, Швейцарию, все те страны, где побывал. Он отдавал должное красотам Европы, но вместе с тем для него нет милее скромных черноземных полей, извилистых речек, ласковых холмов и заманчивых перелесков. Говорил о Буживале. Его спросила Елиз<авета> Ник<олаевна> (кн. Шаховская) о здоровье м-ме Viardot, тут же сообщив, что дочь ее, Елиз<аветы> Ник<олаевны>, Marie начала брать уроки у знаменитой сестры Malibran [33] ... Но где же Marie? Ее не было. Тургенев выразил желание ее увидеть. За Marie немедленно было послано, но она ответила, что придет немного позже, у нее голова слегка болит. Тут рассказано было Ивану Серг<еевичу> о “душах” под крышей. Ив<ан> Серг<еевич> стал рассказывать о Viardot и ее ученицах, вспомнили об общих знакомых. Тут подали ужинать, и за ужином зашел разговор об “Анне Карениной”, романе Толстого, появившемся в “Русском Вестнике” (надо проверить время появления) [34] . Ив<ан> Серг<еевич> похвалил “Анну Каренину”: “Удивительное описание скачек... Глубокие, потрясающие страницы перед самоубийством. Метание по Москве... Чтение вывесок... Тонкая психологическая наблюдательность... Но слишком много “постного масла” (я твердо помню это выражение)... московского елея... Потом Левин... немножко сам Толстой... но нуден... порою раздражает... в конце концов, скучен... Потом слишком много рассуждений”. К Кити Ив<ан> Серг<еевич> тоже, кажется, отнесся неодобрительно. Вспомнил Наташу Ростову, сцену у “дядюшки”, охоту... “Прелестный женский образ. Да, “Анна Каренина” прекрасна, удивительна “Война и мир”... Но больше всего я люблю “Казаки”. Вот вещь поистине Шекспира достойная (твердо помню это выражение), Марианна... Еремка [35] ”. Тут Тургенев стал расточать похвалы с увлеченьем.
А Marie все не появлялась, несмотря на настойчивые требования старших. От литературы перешли к жизни. Тургенев побывал у Толстого [36] . Был счастлив его повидать. Былые недоразуменья прошли бесследно. Но в доме охотника охотнику нельзя не поговорить об охоте. Ив<ан> Серг<еевич> показал себя на этот предмет удивительным рассказчиком. Федя, сам мастер рассказывать и устно и письменно (сам писал охотничьи рассказы в журнале “Природа и охота” [37] в несколько уснащенном тургеневском стиле — не его ли слегка вышутил Толстой в одной странице об охотничьих рассказах [38] ?), слушал с упоением, и все его слуги — в большинстве охотники — наслаждались не меньше. Тургенев описал всех собак, с которыми ему приходилось охотиться, их внешность, их характеристику, их психологию. Все это перемешивалось с описанием разных лесов, рощ, “островов”, где охота происходила, старых сотоварищей по охоте... Разумеется, вспомнили о Финогене [39], прообразе одного из героев знаменитого рассказа в “Записках охотника” — Ермолая [40] . Финоген жил в Ситове и не там ли умер? [41] Не он ли первый мертвый, которого я видел в ситовской церкви еще ребенком?
Дело шло к ночи. “Гоголя” Саша Китаев отвел на конюшню, а Marie, к ужасу старых дам — Тургеневу было обещано ее пенье, — так и не пришла.
Тургенев и Мельников стали прощаться и ушли в отведенную им опочивальню. На заре Тургенев уехал.
Мы долго о нем говорили, пока тетя Аля раскладывала положенное число пасьянсов. Большинство, в том числе я, проспали его отъезд. Через три-четыре года я в Петербурге шел за его гробом [42].
Недавно посетил его могилу. Памятник цел, но порядочно “порос травой забвенья”.
Мэри на следующий день появилась к утреннему чаю в веселом настроении. “Я боюсь знаменитых людей... Не хотела, чтоб меня ему показывали как чучело какое-то”, — говорила она, смеясь. Нина меня великодушно простила. Марии Ивановне впоследствии пришлось стать женой “знаменитого человека” и испытать многие неприятности от положения жены “знаменитости”. Теперь большинство упомянутых лиц умерли. Что сон, что действительность? “Дым”... [43]
1927 год, февраль.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 В то время Ситово принадлежало Свечину Федору Александровичу (1844 — 1894), тульскому губернскому предводителю дворянства, писателю и коннозаводчику. Село Ситово расположено на реке Ситова Мечь, притоке Красивой Мечи, впадающей в Дон.
2 Это был последний приезд Тургенева в Россию.
3 Неточность: Тургенев приезжал в Россию в 1881 году.
4 Свечин Федор Павлович (1806 — 1881), дядя Ф. А. Свечина, умер 18(30) августа, вскоре после визита Тургенева в Ситово.
5 Возможно, ошибка. А. Н. Бенуа, родственник Зарудного, говорит о “другой” “тете Лизе” — Елизавете Ильиничне Раевской, горячей патриотке и типичной старой деве, что полностью совпадает с характеристикой кн. Елизаветы Николаевны Горчаковой, данной Зарудным (см.: Бенуа Александр. Мои воспоминания. Кн. 1 — 3. М. 1990, стр. 70 — 75).
6 С Кавос Ксенией Ивановной (1819 — 1903), второй женой известного петербургского архитектора Кавоса Альберта Катариновича (1801 — 1862), деда художника А. Н. Бенуа (1870 — 1960).
7 “Московские ведомости” — газета консервативного характера (1756 — 1917); в 1863 — 1887 годах ее редактором был М. Н. Катков.
8 “Голос” — петербургская газета либерального направления (1863 — 1884); издатель и редактор А. А. Краевский, с 1871 года — совместно с В. А. Бильбасовым.
9 Свечина Александра Ивановна (урожд. Зарудная; 1823 — 1900) — мать Ф. А. Свечина.
10 Речь идет о Ф. А. Свечине. Однако в день визита Тургенева в Ситово Свечин отсутствовал по делам службы. 1 августа 1881 года он писал Тургеневу: “Глубокоуважаемый Иван Сергеевич. Узнав, по возвращении домой, о Вашем посещении, я очень пороптал на судьбу, лишившую меня удовольствия — видеть Вас в Ситове” (РГАЛИ, ф. 509, оп. 1, ед. хр. 119).
11 Елена Ивановна — жена Ф. А. Свечина (урожд. Шаховская; 1862 — 1942), музыкантша.
12 Имеется в виду повесть Тургенева “Первая любовь” (1860).
13 Тартаков Иоаким Викторович (1860 — 1923) — певец (баритон); с 1880-х годов солист, а с 1909-го (одновременно) — главный режиссер Мариинского театра; с 1920 года — профессор Петроградской консерватории.
14 Соня — Ильинская Софья Александровна (урожд. Свечина; 1855 — 1931), сестра Ф. А. Свечина, жена Ильинского Владимира Никаноровича (1854 — 1890), медика, певца-любителя (баритон), которого композитор Бородин ввел в круг “могучей кучки”. В 1893 году в Туле вышла книга С. А. Ильинской (без указания фамилии автора и с предисловием Ф. А. Свечина) “Исповедь бывшей душевнобольной”.
15 Катя — Родичева Екатерина Александровна (урожд. Свечина; 1856 — 1932), сестра Ф. А. Свечина, жена Родичева Федора Измайловича (1854 — 1933), одного из организаторов партии кадетов, депутата I — IV Государственной думы.
16 Саша — Свечин Александр Федорович (1869 — 1907), сын от первого брака Ф. А. Свечина — с Варварой Алексеевной Свечиной (урожд. Хвостовой).
17 Варя — Свечина Варвара Федоровна (1872 — 1937), дочь Ф. А. Свечина от его второго брака — с Екатериной Алексеевной Свечиной (урожд. Хвостовой); музыкантша.
18 Ида Федоровна — предположительно Клевер, в замужестве Терентьева.
19 Остзейский край (нем.).
20 Речь идет о рассказе из “Записок охотника” “Два помещика”, в котором по приказу барина (а не барыни) наказывают Васю-буфетчика: “чюки-чюки-чюк”, — приговаривает барин, вторя звукам ударов.
21 Арсеньев Николай Петрович (1834 — 1913) — муж Анны (Нины) Александровны Арсеньевой (урожд. Свечиной; 1847 — 1900); тогда — член Тульской губернской земской управы.
22 Имеются в виду рассказ Тургенева “Живые мощи”, вошедший в “Записки охотника” в 1874 году, и роман “Дворянское гнездо” (1859), с героиней Лизой Калитиной. Любопытно, что в переводе на английский язык (1869) роман получил название “Лиза”.
23 Зарудный Николай Михайлович (1859 — 1935) — двоюродный брат С. М. Зарудного.
24 Местонахождение этого письма неизвестно.
25 Тетя Аля — Свечина Александра Ивановна. См. примеч. 9.
26 Мэри, какое бесстыдство... при всех... все видно (франц.).
27 Неточность: Тургенев приехал в Ситово вместе с арендатором своего имения Кадное, коллежским асессором Борисовым Александром Федоровичем.
28 Речь идет об издании “Сочинения И. С. Тургенева. (1844 — 1874)”. Часть 1-я. М. 1874.
29 Мужской костюм (франц.).
30 Тургенев встречался с М. И. Зарудным в России и в 1867 году в Баден-Бадене (Германия).
31 Касьян — герой рассказа Тургенева “Касьян с Красивой Мечи” (1851, “Записки охотника”).
32 В действительности Тургенев продал Кадное ефремовскому купцу Ф. В. Шилову в декабре 1882 года.
33 Малибран Мария Фелиста (1808 — 1836) — французская певица (меццо-сопрано), сестра Полины Виардо.
34 Роман “Анна Каренина” печатался в “Русском вестнике” в 1875 — 1877 годах. Первое отдельное издание вышло в Москве в 1878 году.
35 Марианна, Еремка — герои повести Л. Н. Толстого “Казаки” (1863).
36 Тургенев посетил Л. Н. Толстого в Ясной Поляне 6 июня 1881 года. В том же году Толстой 9 и 10 июля гостил у Тургенева в Спасском.
37 “Природа и охота” — ежемесячный иллюстрированный журнал, орган Императорского общества размножения охотничьих и промысловых животных и правильной охоты; издавался в Москве с 1878 по 1912 год.
38 К какому рассказу относится это замечание, установить не удалось. Не исключено, что мемуариста обманула память.
39 Речь идет о герое рассказа Ф. А. Свечина “Финоген Семенович. (Быль)”, который до приезда Тургенева в Ситово был дважды опубликован в журналах: “Русская речь”, СПб., 1879, № 7, и “Природа и охота”, т. III. М., 1880, август.
40 Неточность: в рассказе Ф. А. Свечина Финоген Семенович рассказывает, что охотился вместе с “Ермаком (Ермолаем)”. В действительности прототипом Ермолая был Алифанов Афанасий Тимофеевич — крепостной егерь помещика Чернского уезда Тульской губернии П. И. Черемисинова, живший на оброке у помещика Глаголева. Тургенев, встретив Алифанова на охоте, выкупил его вместе с семьей, поселил в лесу “Высокое”, в трех километрах от Спасского, и выплачивал ему деньги как вольнонаемному слуге. Тургенев и Алифанов вместе охотились. Алифанов ухаживал за собаками Тургенева по отъезде Ивана Сергеевича за границу.
41 Финоген Семенович умер в селе Ситове 3 июня 1871 года.
42 Похороны Тургенева состоялись 27 сентября (9 октября) 1883 года.
43 Намек на название романа Тургенева.