* *
*
Сын промысла, поверя сметы,
Речет: пророчу час кометы.
Граф Хвостов.
Гневной богини ожившая статуя,
светлая вестница зла!
Что ты еще предвещаешь, хвостатая?
что на хвосте принесла?
Чем ты — невзгодами, скорбями, голодом —
неотразимо грозишь?
Хладная льдина в огне Гераклитовой
непримиримой борьбы!
Не сомневайся, стыда не испытывай —
в стылую землю гробы
сей, и дождутся на поле неполотом
всходов медведка да мышь.
Сей бесполезное, бренное, дикое,
меж васильков и лилей
по циферблату надмирному тикая, —
время справлять юбилей:
ты расчесаться по этому случаю,
преобразиться должна.
Время с грехами, какими бы ни были,
ушестерившими прыть,
разом расстаться — достаточно прибыли,
чтобы расходы покрыть;
будет возмездие, благополучию
только на пользу война.
Солнце ослепло, Луна отоварена,
звездам залеплены рты, —
гостем непрошеным — хуже татарина —
вдруг заявляешься ты
непринужденному званому ужину
новый придать оборот.
Не разражаясь торжественной одою,
как устоять в стороне? —
Весь поэтический жар израсходую,
на год отмеренный мне:
переливающуюся жемчужину,
вынув, Господь уберет.
Послана миру десницею Божьею,
прямо с постели, босой,
без покрывала, с прозрачною кожею,
с длинной-предлинной косой,
большеголовая рыжая девочка,
чтобы ответить за все.
* *
*
Маленький город этот на вид — верблюда
напоминает: стакнутых два горба,
между — ковер базара и цирка блюдо,
проволокой стянутые короба
сонных домишек — не велика поклажа, —
так и стоит на месте тыщу лет,
не выходя за рамки заданного пейзажа,
ибо иного выхода просто нет.
Здесь — и Восток, и Запад, — с какого бока
ни подойди, ни подъедь — гремучая смесь,
спесь дремучая Запада и Востока. —
Я родился здесь, я вырос здесь.
«Две горы, две тюрьмы, посредине — баня».
Курск! обознаться немыслимо — это ты!
Сколько лет, сколько зим! — А твои куряне?
сведомы ль кметы? под трубами ль повиты?
под шеломы ль взлелеяны? — Как там дальше?
Я из другого текста: изнежен, слаб,
извращенец, невозвращенец, фальши
собственных грез и чужих наущений раб.
Я тебя приветствую! Ты мне дорог —
с чем бы таким сравнить, не меля чепухи
и не теряя в бессмысленных разговорах
время? — дорог, как эти мои стихи.
* *
*
На свалке лары, вымерли старухи,
в морщинах выцветший фасад,
Дриады яблонь лучевых не в духе —
ни дом — не дом, ни сад — не сад.
Мужской и женский — черепа беседок
сквозят, открыты всем ветрам,
в очах зрачок невыколотый редок
огромных — стрекозиных — рам.
Увы, какая жизнь отбушевала
в долине этого двора!
Где прятки, чур, не я и вышибала? —
Прошла прекрасная пора.
Где снежные с морковными носами,
ведерками на головах,
глаз угольками бабы? Где вы сами,
Оксанка, Вовка, Ирка? — Ах!
Одни по лестницам слетают тени
косые косяками вниз
и, в летних платьях меж немых растений
проплыв, садятся на карниз.
Прочь, прочь! Но чу, стряхнувший вмиг истому
сад, словно вспомнив имена,
готовится к цветенью роковому,
а с крыши капает весна!
* *
*
Не прибрано — как будто по квартире
прошел Мамай.
— Еще каких-то месяца четыре —
наступит май.
Давным-давно заказан, неминуем
его приход.
— Давай возьмем и переименуем
все вещи — от
и до: была немытая посуда —
а быть дарам;
валялся хлам, но совершилось чудо —
и вырос храм.
Слоилась пыль — поставлена палата:
налево — дверь;
белье в тазу — литого груда злата, —
поди проверь.
— Тогда зачем нам дожидаться мая? —
Исправим брак,
не рассуждая и не понимая, —
да будет так!
Да будет так отныне и до века!
Жена моя,
«когда в толпе ты встретишь человека, —
знай, это — я!»
Графу Хвостову
Певец Кубры, бард Екатерингофа
и прелагатель Буало — с тобой,
какая б ни грозила катастрофа,
навек одной мы связаны судьбой;
днесь под одной, как добрые соседи,
обложкою вплываем в море книг.
Себе ты памятника — тверже меди
и пирамид превыше — не воздвиг,
но в вечность воспарил, недосягаем,
сев на Пегаса задом наперед:
перед тобой широкошумным Раем
простерт цветник Божественных щедрот.
На ветряную мельницу похожий,
летучему подобен кораблю —
пускай тебя теперь любой прохожий
полюбит так, как я тебя люблю.
Я памятник тебе... В земной юдоли
нет больше смерти, воскресать пора
и снова жить безудержно, доколе
жив будет хоть один, хоть полтора.
Опубликовано в Журнале №11