Кабинет
Максим Горький, Иосиф Сталин

«ЖМУ ВАШУ РУКУ, ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ»

«ЖМУ ВАШУ РУКУ, ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ»

Переписка Максима Горького и Иосифа Сталина. Публикация, подготовка текста, вступление и комментарии Т. Дубинской-Джалиловой и А. Чернева

Из достаточно обширной переписки Иосифа Сталина и Максима Горького, хранящейся в Архиве Президента Российской Федерации (АПРФ), предлагаем вниманию читателей письма 1929 — 1931 годов, основная тема которых — «вредительство», привлекшее мировое общественное внимание.

Какими бы ни были — субъективно — воззрения Горького, на деле уже тогда он выполнял сталинскую волю, был пропагандистом режима, его «агентом влияния», как бы мы выразились теперь. Практически социалистическая идеология Горького слилась с набиравшим силу сталинизмом.

Разумеется, по понятным причинам Горький не был посвящен в закулисный сценарий разворачивающегося в СССР террора, писатель не мог знать, что именно Сталин порою и назначал, кому из «врагов народа» в чем сознаваться. Происходящему на родине писатель, что называется, верил на слово. В основном документам ОГПУ, присылаемым ему по распоряжению Сталина. Горького, возможно, насторожил «прокол» в «Обвинительном заключении по делу „Промпартии”», когда подследственные рассказали о своих встречах в конце 20-х годов с П. П. Рябушинским, скончавшимся еще в 1924 году. Но Горький промолчал, будто не заметил «ошибку». Ежели что-то в сталинской политике его и смущало, то он не давал этому смущению хода. Он не хотел оказаться вне СССР и пришел к трагическому итогу.

В письмах Горького Сталину было заступничество, пусть даже и осторожное, — так, поддержка им Булгакова (с пересылкой Сталину «антибулгаковской» статьи Ходасевича) помогла возобновить «Дни Турбиных» во МХАТе. «Это значит, — писал Булгаков, — что ему, автору, возвращена часть его жизни».

В основном, как подтвердили публикуемые документы, Горький добивался не принципиальных уступок, его точка зрения не влияла на политику Сталина в области литературы.

Письма, исключительное право публикации которых представляется «Новому миру», печатаются полностью, по подлинникам (авторизованная машинопись либо автографы) из личного фонда Сталина (ф. 45, оп. 1, д. 32 и 718). Выделенные корреспондентами места даны курсивом (подчеркивание) или полужирным шрифтом (двукратное подчеркивание); индивидуальные особенности орфографии и пунктуации сохранены.

Принятые сокращения:

АГ — Архив А. М. Горького при Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН.

Арх. Г. — «Архив А. М. Горького». М. 1939 — 1976.

1

И. В. СТАЛИН — М. ГОРЬКОМУ

11/VI — 1929 г. <Москва.>

Алексей Максим<ович>!

1) Посылаю обещанные вчера[1] два моих письма. Они представляют ответ на ряд вопросов, заданных мне Б.-Белоцерковским[2] и «РАПП»-ом[3] в порядке личной переписки.

2) Пьесу Спиридонова «26 коммунаров»[4] читал. Пьеса, по-моему, слабая. Это — рассказ, порой неряшливый рассказ, о событиях громадной важности, внутренняя связь которых не понята автором.

Из пьесы нельзя понять, почему и как бакинские большевики бросили власть (именно бросили, а не только сдали)[5]. А это главный вопрос в бакинских событиях. Либо, щадя память Шаумяна[6] и других товарищей, не нужно вовсе писать пьесу о 26 коммунарах, либо, если писать ее, — нельзя обходить этот главный вопрос и заслонять его всякими мелочами. Автор допустил здесь большую погрешность против историч<еской> правды, и не только против историч<еской> правды, но и против молодого поколения, которое хочет учиться на ошибках и промахах (как и на успехах и достижениях) своих старших тов<ари>щей.

Нельзя одобрить попытку автора изобразить каспийских матросов, как сплошную банду пропойц и продажных людей. Это неверно с точки зрения историч<еской> правды. Этого не бывает в период гражданской войны, которая вносит дифференциацию и раскол даже в самые замкнутые учреждения и организации. Это не могло быть тогда ввиду наличия такого факта, как существование Советской России.

Непонятно отсутствие в пьесе рабочего класса, как субъекта. Дело происходит в нефтяном царстве, в городе рабочих, в Баку, а рабочих, как действующий и борющийся класс, не видно, или почти не видно. Это невероятно. Но это факт.

Есть в пьесе 8 — 10 великолепных, сочных страниц, говорящих о даровании автора. Очень хорошо вышла фигура Петрова[7]. Недурно вышли Сандро[8] и Мак-донель[9]. Остальные лица расплывчаты и бледны. Некоторые достоинства пьесы не возмещают (и не могут возмещать) ее больших недостатков.

В общем, пьеса слабая.

Ну, хватит.

Привет!

И. Сталин.

Печатается по автографу (лл. 3 — 4).

[1] Накануне, 10 июня, Горький присутствовал на открытии II Всесоюзного съезда Союза безбожников, где, вероятно, встретился со Сталиным и получил от него обещание прислать письма.

[2] Билль-Белоцерковский Владимир Наумович (1884/85 — 1970) — прозаик и драматург; автор революционно-агитационных пьес. Речь идет о письме Сталина «Ответ Билль-Белоцерковскому». Датировано: «2 февраля 1929 г.» (см.: Сталин И. Сочинения, т. 11. М. 1949, стр. 326 — 329).

Вероятно, Сталин ответил на письмо «Объединение «Пролетарский театр» — И. Сталину»; подписали «по поручению членов группы: В. Билль-Белоцерковский, А. Глебов, Б. Рейх». Датировано: «Декабрь, 1928». Подлинник письма хранится в АПРФ (ф. 45, оп. 3, д. 718, лл. 61, 61 об., 62). Опубликовано в «Независимой газете» (1996, 21 ноября). Сталин касался пьес М. А. Булгакова и связанной с ними полемики во второй половине 20-х годов о путях развития советского искусства. «Бег» Булгакова, писал Сталин, «в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление»; «Багровый остров» он назвал «макулатурой»; пьеса «Дни Турбиных» — «не так уж плоха», так как «есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма. Конечно, автор ни в какой мере «не повинен» в этой демонстрации». Успех спектакля «Дни Турбиных» во МХАТе (смотрел его 15 раз) Сталин полностью относил на счет актеров.

За несколько дней до того, как Сталин написал «Ответ Билль-Белоцерковскому», ему были направлены следующие документы: 1) «29 января 1929 года. Секретно. Записка наркома по военным и морским делам и председателя Революционного Военного Совета СССР К. Е. Ворошилова. Политбюро ЦК ВКП(б). И. В. Сталину. По вопросу о пьесе Булгакова «Бег» сообщаю, что члены комиссии ознакомились с ее содержанием и признали политически нецелесообразным постановку этой пьесы в театре» (АПРФ, ф. 45, оп. 51, д. 18, л. 1); 2) «30 января. Строго секретно. Выписка из протокола № 62/опр. 8-с заседания Политбюро ЦК ВКП(б) о принятии предложения комиссии Политбюро о нецелесообразности постановки пьесы «Бег» в театре. Принято опросом членов Политбюро» (там же). Летом 1929 года все спектакли по пьесам Булгакова в Москве были запрещены.

[3] Имеется в виду письмо Сталина «Ответ писателям-коммунистам из РАППа». Датировано: «28.II.1929 г.». Впервые опубликовано в «Знамени» (1990, № 1, стр. 198 — 200). См. также: Нике М. К истории роспуска РАППа. (Вступительная статья к публикации «И. В. Сталин. Ответ писателям-коммунистам из РАППа (28.02.1929)»). — «Минувшее». Исторический альманах, 12. М. — СПб. 1993, стр. 362 — 372).

[4] Пьеса Спиридонова «26 коммунаров» не обнаружена. Что касается автора, то, по-видимому, речь идет о жившем в Баку журналисте, драматурге М. Спиридонове (наст. имя — Михаил Спиридонович Саянин). Фамилия драматурга и его псевдоним установлены по книге: «Материалы к истории театральной культуры России XVII — XX вв.». Вып. 2. Л. 1984. Кн. 1, стр. 120; кн. 2, стр. 567.

[5] В советской историографии нет единого мнения о причинах падения Бакинской коммуны, правительства большевиков и левых эсеров в Баку и на части территории Азербайджана (25 апреля — 31 июля 1918 года). В первое десятилетие после событий возобладала та интерпретация, которой придерживался Сталин в данном письме и в своей статье «К расстрелу 26-ти бакинских товарищей агентами английского империализма. Людоеды английского империализма»: «История 26-ти бакинских большевиков представляется в следующем виде. В августе 1918 года, когда турецкие войска подошли вплотную к Баку, а эсеро-меньшевистские части Бакинского Совета, вопреки большевикам, увлекли за собою большинство Совета и призвали на помощь английских империалистов, бакинские большевики во главе с Шаумяном и Джапаридзе, оставшись в меньшинстве, сняли с себя полномочия и очистили поле для политических противников. Большевики решили эвакуироваться...» («Известия», 1929, 23 апреля).

Критикуя пьесу «26 коммунаров», Сталин, очевидно, имел и личные основания не очень «щадить память Шаумяна и других товарищей». В частности, Сталин задержал в Царицыне около шести полков из отряда Г. Петрова, посланного на помощь коммуне (см.: Шаумян Сур. Бакинская коммуна. Баку. 1927, стр. 29).

[6] Шаумян Степан Георгиевич (1878 — 1918) — государственный и партийный деятель. Расстрелян англичанами в числе 26 бакинских комиссаров.

[7] Петров Григорий Константинович (1892 — 1918) — левый эсер, военный комиссар Бакинского района от Совета Народных Комиссаров РСФСР. Расстрелян англичанами.

[8] Сандро — возможно, фигура вымышленная, но не исключено, что имеется в виду Сандро Девдориани, меньшевик, один из руководителей Исполнительного комитета кавказской организации РСДРП.

[9] Мак-донель — Мак-Донелл Роналд, английский консул в Баку.

2

М. ГОРЬКИЙ — И. В. СТАЛИНУ

<29 ноября 1929 года. Сорренто.>

Дорогой Иосиф Виссарионович,

т. Камегулов[1] просил Вас написать статью для журнала «Литературная учеба»[2], — убедительно прошу Вас о том же и я[3].

Тема статьи: взгляд партии на художественную литературу, на ее культурно-революционное значение. Пожалуйста, напишите!

У Вас есть очень хорошее письмо к «напостовцам»[4], вот бы его расширить. Вы прислали мне копию этого письма, но, к сожалению, у меня ее сожгли в Абхазии[5] вместе с другими Вашими письмами и заметками моими о поездке в Соловки на Мурман[6].

Страшно обрадован возвращением к партийной жизни Бухарина[7], Алексея Ивановича[8], Томского[9]. Очень рад.

Такой праздник на душе. Тяжело переживал я этот раскол[10].

Крепко жму Вашу лапу.

Здоровья, бодрости духа.

А. Пешков.

29.XI.29 г.

Печатается по автографу (л. 23).

[1] Камегулов Анатолий Дмитриевич (1900 — 1937) — критик и литературовед, один из ответственных сотрудников журнала «Литературная учеба».

[2] Идея издания журнала в помощь молодым писателям родилась в Ленинградской ассоциации пролетарских писателей и была горячо поддержана Горьким, когда он летом 1929 года приехал в СССР (см.: Саянов В. Статьи и воспоминания. Л. 1958, стр. 157 — 158). Усилиями Горького в 1930 году журнал был организован; Горький оставался его ответственным редактором до конца жизни.

[3] Камегулов обратился к Сталину с просьбой написать статью для первого номера «Литературной учебы», о чем в начале октября 1929 года сообщил Горькому: «Не знаю, одобрите ли Вы мою инициативу, но я написал письмо к И. В. Сталину с просьбой прислать статью для «Литучебы» о том, какое значение придает наша партия художественной литературе» (Арх. Г., т. 10, кн. 2. 1965, стр. 256).

Статью Сталин не написал. В ответном письме Горькому от 17 января 1930 года он сообщал: «Просьбу Камегулова удовлетворить не могу. Некогда! Кроме того, какой я критик, черт меня побери!» (Сталин И. Сочинения, т. 12. М. 1952, стр. 177).

[4] Имеется в виду письмо Сталина «Ответ писателям-коммунистам из РАППа» (см. письмо 1, примеч. 3). Горькому могла импонировать та часть письма, в которой шла речь о консолидации писателей, — он неоднократно писал о вреде групповой вражды, называл ее «бедствием на фронте литературы» (Арх. Г., т. 10, кн. 1, 1964, стр. 216 и мн. др.).

[5] В Абхазии Горький был 6 — 8 сентября 1929 года.

[6] Поездка Горького на Соловки (посетил соловецкий лагерь) и в Мурманск состоялась 20 — 26 июня 1929 года. Писатель рассказал о ней в IV и V очерках цикла «По Союзу Советов» и в очерке «На краю земли» (см.: Горький Максим. Полн. собр. соч. Художественные произведения в 25-ти томах, т. 20. М. «Наука». 1968 — 1976, стр. 191 — 251).

Истории сожженных сталинских писем, заметок Горького «о поездке в Соловки на Мурман» коснулась в своих воспоминаниях Н. А. Пешкова, жена его сына Максима, сопровождавшая писателя в поездке по Абхазии: «...в один прекрасный день <...> чемодан с его рукописями исчез, а месяца через два чемодан этот был прислан обратно, там были какие-то сапоги вложены, но коробка, где были его рукописи, была с пеплом. И Ягода объяснил, что когда они обнаружили жуликов и когда те увидели, что это рукописи Горького, они перепугались и будто бы эти рукописи сожгли. А записей там было много» (АГ, МоГ 3-25-6). Неизвестно, какие материалы пропали из чемодана Горького и что произошло на самом деле (версии по этому поводу см.: Спиридонова Л. М. Горький: диалог с историей. М. 1994, стр. 217 — 233). Из данного письма ясно, что в чемодане находилась и копия письма Сталина «Ответ писателям-коммунистам из РАППа».

[7] Горький с большим уважением относился к Н. И. Бухарину, ценил его искренность, талант, ум, неоднократно предлагал его кандидатуру на различные ответственные посты в литературно-общественной жизни.

[8] Рыков Алексей Иванович (1881 — 1938) — государственный и партийный деятель. В 1924 — 1930 годах председатель СНК СССР. Горький был знаком с Рыковым с 20-х годов, встречался с ним в Германии, где жил с 1921 года и куда Рыков приезжал лечиться. В 1922 году Горький именно Рыкову послал свое письмо с протестом против судебной расправы над правыми эсерами (см.: «Известия ЦК КПСС», 1991, № 3, стр. 61).

[9] Томский Михаил Павлович (1880 — 1936) — государственный и партийный деятель. В 1929 — 1930 годах заместитель председателя ВСНХ СССР.

[10] В данном случае Горький имеет в виду «правый уклон в ВКП(б)» — оппозицию в партии, лидерами которой были Бухарин, Рыков, Томский.

26 ноября 1929 года в «Правде» было опубликовано покаянное «Заявление т.т. Томского, Бухарина и Рыкова», после которого они получили возможность «вернуться к партийной жизни», пока сталинское единовластие, начавшееся именно с поражения «уклонистов», не привело их к гибели.

3

М. ГОРЬКИЙ — И. В. СТАЛИНУ

<24 декабря 1929 года. Сорренто.>

Дорогой Иосиф Виссарионович —

заболел туберкулезом в опасной форме сын драматурга Константина Тренева[1], чьей пьесой «Любовь Яровая» мы с Вами любовались в Малом театре[2].

Отец отправляет сына в Давос или Саксонию, в Шварцвальд, необходимо спешно выправить заграничный паспорт. Обычным, канцелярским порядком то потребует много времени. Может быть, Вы найдете возможность ускорить процедуру получения паспорта?

Полстолетия отработали?[3] Чего Вам пожелать? Еще 30 лет неустанной работы!

Думаю — этого хватит с Вас.

Крепко жму руку.

А. Пешков.

24.XII.29 г.

Печатается по автографу (л. 24).

[1] 12 декабря 1929 года живший в Симферополе К. А. Тренев обратился к Горькому, с которым был знаком с дореволюционных лет, с просьбой достать визу для своего больного туберкулезом сына — В. К. Тренева. Горький немедленно написал Сталину, о чем в тот же день сообщил Треневу. Заграничный паспорт Треневу с сыном был выправлен.

[2] Сталин и Горький смотрели спектакль «Любовь Яровая» 3 октября 1928 года. С ними были К. А. Тренев, Е. П. Пешкова и другие (см.: «Летопись жизни и творчества А. М. Горького». Вып. 3. М. 1959, стр. 669).

Имеется в виду 50-летний юбилей Сталина, широко отмечавшийся 21 декабря 1929 года. Горький послал Сталину из Сорренто поздравительную телеграмму, которая на следующий день была опубликована в «Правде».

4

М. ГОРЬКИЙ — И. В. СТАЛИНУ

<17 февраля 1930 года. Сорренто.>

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Считаю необходимым сообщить Вам письмо, полученное мною из Парижа от Петра Петровича Сувчинского[1]. Вместе со Святополком-Мирским[2]Сувчинский был основоположником «евразийской» теории и организатором евразийцев. Летом 27 г. оба они были у меня в Сорренто. Это — здоровые энергичные парни, в возрасте 30 — 35 лет, широко образованные, хорошо знают Европу. Мирский показался мне особенно талантливым, это подтверждается его статьями об эмигрантской литературе и книгой о текущей нашей. За эту работу3 эмиграция возненавидела его, и он принужден был переехать в Лондон4, где сейчас пишет книгу о В. И. Ленине5. У него и Сувчинского широкие связи среди литераторов Франции и Англии.

У нас делать им нечего. Но я уверен, что они могли бы организовать в Лондоне или Париже хороший еженедельник и противопоставить его прессе эмигрантов. Влияние этой прессы на прессу Франции — несомненно, особенно за последнее время благодаря выступлениям сволочи вроде Беседовского[6], Соломона[7] и др. Так же и еще более вредно влияние газет Милюкова — Керенского — Гессена8 на русскую молодежь, студенческую и рабочую, которой немало и из среды которой рекрутируются парни, активно выступающие перед рабочими французами на заводах. Далее — бывшие евразийцы могли бы в известной степени влиять и на французских журналистов, разоблачая ложь и клевету эмигрантов. Может быть, Вы найдете нужным поручить т. Довгалевскому9 вступить в сношения с Сувчинским и дать Вам отчет о его, Довгалевского, впечатлении?

Ко всему сказанному могу с полной уверенностью добавить, что эти «евразийцы» люди несравнимо более крупного калибра, чем Дюшен[10], Кирдецов[11]и другие, безуспешно пытавшиеся поставить за рубежом советский журнал.

Отвечая Сувчинскому, я не сообщу, что его письмо отправлено мною в Москву, но спрошу его: на какую сумму он рассчитывает поставить журнал.

Книгу о В. И. пишет по-английски. В «Британской энциклопедии» помещена его статья о В. И.[12], в ней он называет В. И. «гением». За это и потерпел от эмигрантов.

Привет! А. Пешков.

17.II.30.

Печатается по авторизованной машинописи (л. 32). Приписка (после пробела), подпись и дата — автографы.

[1] Сувчинский Петр Петрович (1892 — 1985) — музыковед, публицист, философ; один из участников программного сборника евразийцев «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждения евразийцев» (книга первая, София, 1921). Один из соредакторов (совместно с П. Н. Савицким и Н. С. Трубецким) непериодического сборника «Евразийский временник» (Берлин — Париж, 1923 — 1927), парижского журнала «Версты» (вместе с Д. П. Мирским, С. Я. Эфроном в 1926 — 1928 годах) и еженедельника «Евразия» (с № 10 в 1929 году; выходил в Париже в 1928 — 1929 годах).

В Архиве А. М. Горького хранится письмо Сувчинского Горькому из Парижа от 11 февраля 1930 года, в котором он сообщал, что эмигрантские деятели, группировавшиеся вокруг газеты «Евразия» (десять человек), окончательно разочаровавшись в «так называемом «Евразийском движении», хотели бы служить СССР; эти люди «являются вполне сознательными <...> идеологами советского дела» (АГ, КГ-п 74-1-4). В связи с тем, что газета «Евразия» прекратила существование из-за отсутствия средств, Сувчинский выражал желание «издавать хотя бы ежемесячный журнал» и советовался с Горьким, где найти материальную поддержку для этого издания. Горький немедленно запросил Сувчинского, «какие — в цифрах — средства необходимы на организацию еженедельника, на издание его в течение года» (там же, ПГ-рл 42-2-2), а машинописную копию письма Сувчинского от 11 февраля 1930 года со своей правкой, не дожидаясь ответа последнего, отправил Сталину (хранится в АПРФ, ф. 45, оп. 1, д. 32, л. 33). Сувчинский ответил только 27 февраля: отказавшись из-за «политического положения во Франции» от организации журнала или газеты, он предложил выпускать четыре сборника в год, считая, что каждый из них обойдется в 130 английских фунтов в месяц (АГ, КГ-п 74-1-5).

К письму от 7 марта 1930 года своему секретарю П. П. Крючкову Горький приложил написанную им «записку о „евразийцах”» с предложениями Сувчинского и просил «сообщить» ее «Иосифу Виссарионовичу и Г. Г.» (Г. Г. Ягоде, зам. председателя ОГПУ. — Публ.), заключив: «Мое мнение: сборники — оружие недостаточно активно-боевое и поэтому не нужны. «Евразийцев» хорошо бы использовать для журнала «За рубежом». Хорошо зная быт интеллигенции и мелкой буржуазии, они могут быть полезными осведомителями» (там же, ПГ-рл 2а-1-273).

Замысел издания журнала или сборников не был осуществлен. Горький и в последующие годы переписывался с Сувчинским.

[2] Святополк-Мирский — Мирский Дмитрий Петрович (1890 — 1939), сын князя Святополка-Мирского; критик и литературовед. Поддерживал тесные отношения с Горьким, который тепло отзывался о нем; в 1927 году вместе с Сувчинским посетил писателя в Сорренто. В 1922 — 1932 годах жил в эмиграции, в Англии, читал курс русской литературы в Лондонском университете и в Королевском колледже. В 1931 году вступил в британскую компартию. Во второй половине 1932 года с помощью Горького вернулся на родину. В 1937 году Мирский был репрессирован, отбывал срок на Колыме, где и умер.

[3] Очевидно, Горький имел в виду статью Мирского «Веяния смерти в предреволюционной литературе» («Версты», 1927, вып. 2).

[4] Ошибка Горького: Мирский переехал в Лондон еще в 1922 году.

[5] Книга Мирского предназначалась для зарубежного читателя и вышла на английском языке: «Lenin. Makers of the Modern Age» [«Ленин. Творцы современного века»]. London. 1931.

[6] Беседовский Григорий Зиновьевич (1896 — 1949?) — в 20-х годах сотрудник советского посольства в Варшаве, Токио, Париже. В октябре 1929 года стал невозвращенцем. В 1930 — 1931 годах издавал в Париже газету «Борьба». Опубликовал книгу «На путях к термидору. Из воспоминаний бывшего советского дипломата» (Париж, ч. 1 — 1930; ч. 2 — 1931). Горький писал о нем в статье «О предателях» («Известия», 1930, 31 июля).

[7] Соломон Георгий Александрович (1868 — 1934) — журналист; с 1918 года — первый секретарь советского посольства в Берлине, консул в Гамбурге, заместитель наркома внешней торговли в Москве, полномочный представитель Наркомата внешней торговли в Ревеле (Таллин), директор Аркоса в Лондоне. В 1923 году эмигрировал; автор книг «Среди красных вождей» (Париж, 1930) и «Ленин и его семья» (Париж, 1931).

[8] Речь идет об эмигрантских газетах «Последние новости» бывшего лидера кадетской партии П. Н. Милюкова, выходившей в Париже в 1920 — 1940 годах, «Дни» прежнего главы Временного правительства А. Ф. Керенского, печатавшейся в 1922 — 1925 годах в Берлине, а в 1926 — 1928 годах — в Париже, и «Руль», издававшейся в Берлине в 1920 — 1933 годах под редакцией публициста, бывшего видного кадета И. В. Гессена при участии В. Д. Набокова и А. И. Каминки.

[9] Довгалевский Валериан Савельевич (1885 — 1934) — государственный деятель, дипломат. Полпред в Швеции, Японии, с конца 1927 года по день смерти — полпред СССР во Франции. Состоял в переписке с Горьким (см.: «Наследие Горького и современность». М. 1986, стр. 216 — 245).

[10] Дюшен Борис Вячеславович (1886 — 1949) — инженер, профессор, журналист. С 1921 года, эмигрировав из России, жил в Берлине, являлся одним из ведущих сотрудников сменовеховской ежедневной газеты «Накануне», выходившей в Берлине в 1922 — 1924 годах, сотрудничал в берлинском отделении горьковского издательства «Знание». В 1926 году вернулся в СССР.

[11] Кирдецов Григорий Львович (1880-е — 1938?) — журналист, бывший сотрудник «Мира Божьего», «Вестника Европы», «Биржевых ведомостей», «Русской воли». В 1918 году эмигрировал; редактор официоза Северо-Западного правительства «Свободная Россия» (Ревель, 1919 — 1921), один из редакторов газеты «Накануне». Позже служил в советских торговых и дипломатических миссиях. В середине 20-х годов вернулся в СССР. В 1935 году арестован, умер в заключении.

[12] Статья о В. И. Ленине в «Британской энциклопедии» (издания 1929 — 1930 — 1932 — 1936, т. 13) не принадлежит Мирскому — она подписана криптонимом «L. Tr.» (очевидно — Л. Троцкий).

5

И. В. СТАЛИН — М. ГОРЬКОМУ

<30 апреля 1930 года. Москва.>

Горячий привет многоуважаемому Алексею Максимовичу!

Куча извинений за неаккуратность, которую я проявил в переписке с Вами.

Как Ваше здоровье?

Пишете ли Самгина?[1]

Я здоров. Дела идут у нас недурно. Живем!

Крепко жму руку.

Ваш И. Сталин.

30/IV — 30 г.

Печатается по автографу (л. 35).

[1] Горький в это время заканчивал работу над третьей частью романа «Жизнь Клима Самгина. (Сорок лет)». В отрывках Сталин мог читать эту часть в журнале «Звезда» (1930, № 1 — 6) и в двух номерах «Известий» (за 12 февраля и 12 апреля 1930 года).

6

И. В. СТАЛИН — М. ГОРЬКОМУ

<24 октября 1930 года. Москва.>

Уважаемый Алексей Максимович!

Приехал из отпуска недавно. Раньше, во время съезда[1], ввиду горячки в работе, не писал Вам. Это, конечно, не хорошо. Но Вы должны меня извинить. Теперь другое дело, — теперь могу писать. Стало быть, есть возможность загладить грех. Впрочем: «не согрешив, — не раскаешься, не раскаявшись, — не спасешься»...

Дела у нас идут неплохо. Телегу двигаем; конечно, со скрипом, но двигаем вперед. В этом все дело.

Говорят, что пишете пьесу о вредителях[2], и Вы не прочь были бы получить материал соответствующий[3]. Я собрал новый материал о вредителях и посылаю вам на днях[4]. Скоро получите.

Как здоровье?

Когда думаете приехать в СССР?[5]

Я здоров.

Крепко жму руку.

И. Сталин.

24/X — 30.

Печатается по автографу (лл. 80 — 81).

[1] Имеется в виду XVI съезд ВКП(б), проходивший в Москве с 26 июня по 13 июля 1930 года, на котором Сталин выступил с отчетным докладом ЦК.

[2] Речь идет о пьесе «Сомов и другие» на тему «вредительства» в советской промышленности. Горький начал работать над пьесой в 1930 году, продолжал в следующем, но пьесу так и не закончил. Еще во время работы писал Сталину, что пьеса «о «вредителе» <...> не удается» (см. письмо 7). При жизни Горького пьеса не публиковалась. Впервые напечатана в кн.: Арх. Г., т. 2, 1941.

[3] По поручению Сталина Горькому был переправлен «материал соответствующий». А. Б. Халатов, председатель правления Госиздата и ОГИЗа РСФСР, писал Горькому 8 июля 1930 года: «Мне на днях тов. Сталин посоветовал послать Вам материал к «Отчету ЦКК ВКП(б)», составленный ОГПУ, — о работе вредителей, так как, по его словам, Вы сейчас работаете по этому вопросу. Материал посылаю» (Арх. Г., т. 10, кн. 1, стр. 206). Горький в письме Халатову от 22 сентября 1930 года сообщил: «Получил «Материал» к докладу тов. Серго, это мне очень пригодится. Может быть, раскачаюсь и напишу пьесу» (там же, стр. 214 — 215). Речь идет о секретной брошюре «Материалы к отчету ЦКК ВКП(б)» XVI съезду (М., 1930), розданной делегатам съезда. В ней приведены сведения о «деятельности вредительских и шпионских организаций антисоветской части верхнего слоя инженерства», раскрытых «усилиями ОГПУ за истекшие два года». Во «вредительстве» в нефтяной, угольной промышленности, на Путиловском тракторном заводе и в Госплане «чистосердечно» признавались «кастовые инженеры», видные специалисты Н. Колганов, В. Ларичев, А. Стырикович, И. Стрижов и другие. Их показания, полностью напечатанные в брошюре, цитировал председатель Центральной контрольной комиссии Г. К. (Серго) Орджоникидзе в докладе «Отчет ЦКК — НК РКИ XVI съезду ВКП(б)» (см.: «Правда», 1930, 5 июля; а также «XVI съезд ВКП(б). Стенографический отчет». М. 1930).

[4] Судя по письму Горького от 17 ноября 1930 года (письмо 8) и письму Сталина от 10 января 1931 года (письмо 12), последний послал писателю материал «О контрреволюционной организации в области снабжения населения продуктами питания» и «новый материал» по готовящемуся процессу «Союза инженерных организаций («Промышленной партии»)».

[5] Горький, в 1924 — 1933 годах постоянно живя в Италии (Сорренто, близ Неаполя), с 1928 года на летнее время приезжал в СССР, но в 1930 году такая поездка не состоялась.

7

М. ГОРЬКИЙ — И. В. СТАЛИНУ

<2 ноября 1930 года. Сорренто.>

Дорогой Иосиф Виссарионович,

Крючков[1] привез мне Вашу записку2, спасибо за привет. Очень рад узнать, что Вы за лето отдохнули.

Был совершенно потрясен новыми, так ловко организованными актами вредительства[3] и ролью правых тенденций в этих актах. Но вместе с этим и обрадован работой Г.П.У, действительно неутомимого и зоркого стража рабочего класса и партии. Ну, об этих моих настроениях не буду писать, Вы их поймете без лишних слов, я знаю, что и у Вас возросла ненависть ко врагам и гордость силою товарищей. Вот что, дорогой И. В., — если писатели Артем Веселый и Шолохов будут ходатайствовать о поездке за границу — разрешите им это4: оба они, так же как Всеволод Иванов5, привлечены к работе по «Истории гражданской войны»6, — к обработке сырого материала, работа их будет редактироваться историками под руководством М. Н. Покровского7 — мне, да и для них, было бы полезно поговорить о приемах этой работы теперь же, до весны, когда я приеду.

На днях в Неаполь прибудут 200 человек «ударников»[8], поеду встречать их. Очень рад потолковать с этими молодцами.

Пьесу о «вредителе»9 бросил писать, не удается, мало материала. Чрезвычайно хорошо, что Вы посылаете мне «новый»! Но — еще лучше было бы, конечно, если б нового в этой области не было.

Сегодня прочитал в «Эксельциоре» статью Пуанкаре[10]. На мой взгляд — этой статьей он расписался в том, что ему хорошо известны были дела «промышленной» и «крестьянской» партий, что Кондратьевы и Ко11 — люди, не чуждые ему. Очевидно, и вопрос об интервенции двигается вперед понемножку. Однако я все еще не могу поверить в ее осуществимость, «обстановочка» для этого, как будто, неподходяща. Но Вам виднее, конечно.

Чувствую, что пришла пора везти старые косточки мои на родину. Здоровье, за лето, окрепло. Держу строгий режим. Приеду к Первому мая[12].

Крепко жму Вашу руку, дорогой товарищ.

А. Пешков.

2.XI.30.

Печатается по автографу (л. 82 — 82 об.).

[1] Крючков Петр Петрович (1889 — 1938) — доверенное лицо, позже секретарь писателя, вел все его издательские и финансовые дела. Есть основания считать, что Крючков сотрудничал с ОГПУ. На процессе «Правотроцкистского антисоветского блока» был обвинен в убийстве Горького, его сына Максима (см.: «Правда», 1938, 13 марта) и в этом же году расстрелян.

[2] Речь идет о предыдущем письме Сталина.

[3] Горький имеет в виду сообщение в «Известиях» (3 сентября 1930 года) об аресте «участников и руководителей контрреволюционных организаций» В. Базарова, В. Громана, Н. Кондратьева, Н. Макарова, Л. Рамзина, П. Садырина, Н. Суханова, А. Чаянова,  Л. Юровского и других: «Арестованные признали <...> свою связь с вредительскими организациями <...> следствие продолжается». Они были арестованы в июне — августе 1930 года. Сталин уже в начале августа писал В. М. Молотову: «Я думаю, что следствие по делу Кондратьева — Громана — Садырина нужно вести со всей основательностью, не торопясь. Это дело очень важное <...> Кондратьева, Громана и пару-другую мерзавцев нужно обязательно расстрелять» («Письма И. В. Сталина В. М. Молотову 1925 — 1936 гг.». Сборник документов. М. 1995, стр. 194).

22 сентября 1930 года центральные газеты опубликовали материалы по «Делу о контрреволюционной организации в области снабжения населения продуктами питания». Подсудимые А. Рязанцев, Е. Каратыгин (руководители «Пищевого треста»), В. Дроздов, Н. Курынов, И. Левандовский и другие признались во «вредительстве» («Правда», 1930, 22 сентября). 48 руководящих работников пищевой промышленности, привлеченные по этому делу, были расстреляны без суда по приговору Коллегии ОГПУ, о чем газеты сообщили уже 25 сентября.

[4] Артем Веселый и М. А. Шолохов, получив с помощью Горького разрешение, в первой половине декабря 1930 года выехали за границу. Однако к Горькому в Италию доехал только Артем Веселый. Шолохов вернулся из Берлина в Москву из-за задержки с визой.

[5] В июле 1930 года Горький выхлопотал у Сталина разрешение на поездку за границу Вс. Иванову с семьей, но тот приехал к Горькому в Сорренто лишь 31 декабря 1932 года (см.: Иванов Вс., Горький в Италии. — «Новый мир», 1937, № 6).

[6] К литературной обработке материалов «Истории гражданской войны», готовившейся к изданию (по инициативе Горького) в течение 1931 — 1935 годов, было привлечено около пятидесяти писателей. Согласно постановлению ЦК ВКП(б) от 30 июля 1931 года «Об издании „Истории гражданской войны”», они составили художественную редакцию издания. Горький руководил ее главной редакцией.

[7] Покровский Михаил Николаевич (1868 — 1932) — государственный и партийный деятель, историк. С 1918 года до конца жизни заместитель наркома просвещения РСФСР. Руководитель Коммунистической академии, Института красной профессуры. Переписку с Горьким по поводу «Истории гражданской войны», в которой Покровский принял участие, см.: Арх. Г., т. 14, 1976, стр. 154 — 172.

[8] Теплоход «Абхазия» с «ударниками», премированными заграничной поездкой, прибыл в Неаполь 26 ноября 1930 года.

[9] Имеется в виду пьеса «Сомов и другие» (см. письмо 6, примеч. 2).

[10] Пуанкаре Раймон (1860 — 1934) — влиятельный государственный деятель, президент Франции (1913 — январь 1920), неоднократно премьер-министр и министр.

Статья Пуанкаре «Когти СССР» («Эксцельсиор», Париж, 1930, 30 октября) была перепечатана в «Правде» (1930, 18 ноября), с чем, видимо, связано настоящее письмо Горького. Пуанкаре назвал «зловредной» деятельность советского правительства. «Чрезвычайно плохое» экономическое положение страны, завершившее «эволюцию, начатую пять или шесть лет назад», заставляет «фанатиков», ведущих «за собой толпы», писал он, делать колоссальные усилия, чтобы «поднять промышленность и сельское хозяйство, которое замирает», и вместе с тем «вызвать мировую революцию, вне которой для них не видно спасения». Пуанкаре призвал мировое сообщество «постоянно бодрствовать», так как, по его мнению, никогда советское государство не откажется от положения, которое оно приняло с первой минуты, а именно — необходимости и возможности социальной революции. «Такая доктрина <...> бесспорно исключает всякое искреннее участие в международном сообществе. Эта доктрина должна казаться всем другим правительствам опасностью, уберечься от которой они могут только путем всегда настороженной солидарности». Статью цитировал государственный обвинитель Н. В. Крыленко на процессе «Промпартии», назвав ее «политическим выступлением, направленным против Советского Союза в целом» («Правда», 1930, 8 декабря).

[11] Кондратьев Николай Дмитриевич (1892 — 1938) — экономист-аграрник, профессор Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева, директор Конъюнктурного института при Наркомфине (1920 — 1928), начальник Управления экономики и планирования сельского хозяйства Наркомзема РСФСР. В июне 1930 года был арестован (см. примеч. 3). Примерно через месяц было сфабриковано «Дело контрреволюционной вредительской Трудовой крестьянской партии». Открытого процесса над этой партией не состоялось. Но Сталину было важно публичное покаяние обвиняемых; 2 сентября 1930 года он писал В. М. Молотову: «Между прочим: не думают ли господа обвиняемые (Кондратьев, Чаянов, Громан и другие. — Публ.) признать свои ошибки и порядочно оплевать себя политически, признав одновременно прочность Советской власти и правильность метода коллективизации?» («Письма И. В. Сталина В. М. Молотову 1925 — 1936 гг.», стр. 211). Кондратьев в своих показаниях на процессе «Союзного бюро ЦК РСДРП(м)» признал обвинения, предъявленные его партии (см. письмо 12, примеч. 1), и повторил — озвучил — мысли Сталина в приведенном выше письме: «...я не только считаю ошибочными свои теоретические идеологические установки, но считаю преступной всю свою практическую деятельность, поскольку она была направлена на борьбу с советской властью» («Правда», 1931, 5 марта). В январе 1932 года на закрытом заседании Коллегии ОГПУ Кондратьев был приговорен к восьми годам тюремного заключения, которые отбывал в политизоляторе в Суздале (см.: Ефимкин А. Дважды реабилитированные. Н. Д. Кондратьев, Л. Н. Юровский. М. 1991). В 1938 году по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР расстрелян.

[12] Горький приехал в СССР 13 мая 1931 года и пробыл в стране до 31 октября.

8

М. ГОРЬКИЙ — И. В. СТАЛИНУ

<17 ноября 1930 года. Сорренто.>

Дорогой Иосиф Виссарионович —

очень благодарен за присланный материал!1

Ознакомившись с ним, я написал прилагаемое обращение к рабочим2, может быть, Вы и ЦК найдете полезным опубликовать его в коммунистической зарубежной печати. Если окажутся нужными поправки, сокращения — разумеется, я ничего не имею против.

Весьма прошу Вас: нельзя ли прислать мне показания подлеца Осадчего3, а также показания идиотов «крестьянской партии» Чаянова4, Суханова5 и др.

Читая о том, как эти авантюристы охотятся за Вами и Г. Г. Ягодой, испытывал бешенство и недоумение: уж очень неважно поставлено у нас дело личной охраны крупнейших партийцев. Гуляют люди с бомбами по Лубянской площади с утра до вечера и — никто их не видит! Странно.

Хотелось бы поехать в Москву, на процесс, но — задыхаюсь, сердце дурит. А умирать до конца пятилетки — не хочется. Да и вообще не хочется умирать. Крепко обнимаю Вас, дорогой товарищ.

А. Пешков.

17.XI.30. Сейчас у меня Д. И. Курский6 — отлично, крепко настроен этот человек. Очень много рассказывает об отношении к нам итальянцев. Ну, это Вы, конечно, знаете. Я тоже вижу, что доброжелательное отношение к нам здешней массы возрастает по мере их знакомства с действительностью Союза. Много инженеров и молодежи спрашивают, — как бы попасть в Союз на работу? Безработица здесь растет.

Жму руку. А. Пешков.

Печатается по автографу (л. 83 — 83 об.).

[1] Горький получил материалы, которые обещал ему послать Сталин в письме от 24 октября 1930 года (см. письмо 6, примеч. 4).

[2] Машинописная статья Горького («обращение к рабочим») с подписью-автографом писателя хранится в АПРФ, ф. 45, оп. 1, д. 718, лл. 84 — 87. На полях пометы Сталина, его рукой написано заглавие «К рабочим и крестьянам» и сделаны две поправки: во фразе «Они искусно создали в стране Советов пищевой голод» слово «создали» поправлено на «создавали», а в конце фразы «Вас хотят послать против рабочих и крестьян» дописано: «Советского Союза».

Статья была опубликована в «Правде» и «Известиях» 25 ноября 1930 года.

[3] Осадчий Петр Семенович (1866 — 1943) — заместитель председателя Госплана РСФСР и СССР, профессор, до революции — ректор Петербургского электротехнического института, затем — специалист по электротехнике, председатель Центрального электротехнического Совета ВСНХ СССР, председатель техсовета Днепростроя.

Горький узнал из полученного от Сталина «Обвинительного заключения по делу „Промпартии”», что Осадчий якобы был одним из руководителей «головного звена» этой партии и участвовал в ее шпионской деятельности (см.: «Правда», 1930, 11 ноября). Горький не получил «показания» Осадчего, так как последний был арестован в ходе процесса «Промпартии» прямо в зале суда и показания впервые давал 2 декабря (см.: «Правда», 1930, 5 — 6 декабря). Был приговорен к десяти годам лишения свободы, в 1935 году постановлением ВЦИК СССР досрочно освобожден. Горький знал Осадчего со времен совместной работы в ПетроКУБУ (1920 — 1921) и впоследствии привлек его к сотрудничеству в журнале «Наши достижения». Однако после процесса «Промпартии» писатель изменил отношение к Осадчему, даже вычеркнул его фамилию в своей статье «Десять лет» («Известия», 1927, 23 октября) при переиздании ее в начале 1930 года.

[4] Чаянов Александр Васильевич (1888 — 1937) — экономист-аграрник, литератор. Профессор Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева, где работал до 1930 года. Основатель и директор (1922 — 1928) первого в стране Института сельскохозяйственной экономики. Автор социально-философских «фантастических» и «романтических» повестей, одна из которых — «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» (1920) — в период травли Чаянова была объявлена «теоретической основой кулацкой контрреволюции в Советской стране» (Ярославский Ем. Мечты Чаянова и советская действительность. — «Правда», 1930, 18 октября). В июле 1930 года арестован наряду с Кондратьевым (см. письмо 7, примеч. 11). Чаянов якобы представлял ЦК «Трудовой крестьянской партии» в центре «Промпартии». В январе 1932 года Коллегией ОГПУ приговорен к пяти годам тюремного заключения, в 1933-м — сослан в Казахстан. В дальнейшем еще дважды подвергался арестам. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.

[5] Суханов Николай Николаевич (1882 — 1940) — историк, экономист, литератор; сотрудничал в горьковском журнале «Летопись» (1915 — 1917), с апреля 1917 года — соредактор и ведущий публицист в основанной Горьким газете «Новая жизнь». Автор семитомных «Записок о революции», напечатанных в 1922 — 1932 годах в берлинском отделении издательства З. И. Гржебина, поддерживаемого Горьким. Работал в различных советских учреждениях в Москве, на Урале, за границей. В июле 1930 года арестован. Горький ошибся, присоединив Суханова к «крестьянской партии». Его (в прошлом меньшевика) причислили к меньшевистской контрреволюционной организации «Союзное бюро РСДРП(м)». Приговорен к десяти годам тюремного заключения, срок отбывал в Верхне-Уральском изоляторе ОГПУ. Здесь писал заявления во ВЦИК РСФСР, требуя пересмотреть решение суда как полностью фальсифицированного процесса, в котором он играл «комедию» (см. о нем вступительную статью А. Корникова в кн.: Суханов Н. Н. Записки о революции. В 3-х томах, т. 1. М. 1991). В 1935 году тюремное заключение Суханову заменили ссылкой в Тобольск, где через два года его снова арестовали и расстреляли.

[6] Курский Дмитрий Иванович (1872 — 1932) — государственный и партийный деятель, дипломат, полпред СССР в Италии (1928 — 1932), навещал Горького в Сорренто.

9

М. ГОРЬКИЙ — И. В. СТАЛИНУ

<2 декабря 1930 года. Сорренто.>

Дорогой Иосиф Виссарионович,

Пожалуйста, прочитайте прилагаемое письмо «Гуманистам»1, в нем упоминается Ваше имя, если это почему-нибудь неудобно — вычеркните.

Как всегда — у меня к Вам просьба, суть ее такова:

в этом году исполнится 55 лет труда гениального садовода нашего, Мичурина[2]; ему уже 82 г., но он все еще бодр, работает во всю силу и сейчас занят «тренировкой» сои для того, чтоб приучить ее расти на севере. Его практические достижения в деле плодоводства имеют гораздо большее значение, чем работы американца Лютера Бербанка[3], и вот уже десятки лет С.А.Ш.С. пользуются его работами в ущерб нам. Они еще в 912 г. предлагали ему 8 т. долл. в месяц с тем, чтоб он переехал в Америку, а как известно, капиталист знает цену денег. Общегосударственное значение трудов Мичурина очень хорошо понял и высоко оценил В<ладимир> Ильич[4].

Я очень прошу Вас спешно двинуть дело издания трудов Мичурина, он, конечно, скоро умрет, а нужно, чтоб его рукописи изданы были при жизни его, чтоб он сам редактировал их[5]. Первый том его работы издавался преступно медленно — 3 года! Это похоже на вредительство. Наркомзем, как будто нарочно, уродливо сокращает сметы на содержание питомника Мичурина, сокращает, несмотря на распоряжения М. И. Калинина: «Дело по улучшению и расширению питомника надо провести в самом срочном порядке»[6]. Дело крупнейшего государственного значения.

По поводу 55-летнего юбилея хотят переименовать город Козлов в Мичуринск[7] — какое практическое значение имеет эта словесность? Чепуха! А вот издать рукописи, по которым молодежь будет учиться работать, это — дело. Да и штат сотрудников Мичурина следовало бы увеличить, а то у него 35 ч<еловек> работают, кажется, на четырех сотнях гектаров. Двиньте это дело[8], Иосиф Виссарионович, как двинули резец Игнатьева[9]!

Вчера возвратился из Неаполя, где провел три дня среди ударников, на «Абхазии». О том, как Неаполитанские власти приняли этот отличный, внушительный теплоход, с грузом весьма опасных пассажиров, Вы, разумеется, будете иметь подробные сообщения, я же скажу, что любезность наших «друго-врагов» очень удивила меня: ударникам был показан даже авиационный завод, где строят военные аэропланы. Вот как полезен бывает визит, сделанный вовремя! Я имею в виду, конечно, визит М. М. Литвинова[10] в Милан.

Я пережил совершенно исключительный и потрясающий момент: видел, как беспартийные рабочие, пожилые, с многолетним трудовым стажем, подавали заявления о вступлении своем в партию. Было это до того торжественно и в то же время — просто, даже сурово, что у меня, от радости, чуть сердце не лопнуло; испытал эдакий, знаете, сердечный ожог, что ли!

Заявления подавали после доклада т. Курского о международном положении и наших отношениях с Италией — Германией — Турцией. Доклад был сделан кратко, ясно, по-большевистски крепко, и казалось, что Курский не только закрывает ворота перед интервентами, а еще и заколачивает их весьма длинными гвоздями. Сказано было достаточное количество солидных слов и по адресу вредителей.

И вот после этого из плотной массы трех сотен ударников раздались голоса: «В ответ интервентам и вредителям вступаю в партию, трудовой стаж 23 г.». И — пошло! Надо было видеть лица этих людей, глаза их! Момент огромного воспитательного значения. Нет сомнения, что по пути до Одессы этот взрыв классового самосознания еще повторится не один раз.

Римское полпредство работало до изнеможения; работал, собственно, т. Левин[11], ему удалось дешево устроить поездку ударников в Помпею, посещение музея, аквариума биологической станции, двух заводов. Неплохо осмотрели огромный город, побывали в кварталах бедноты и в конечном счете нашли, что «у нас лучше». Итальянцы отмечают серьезность, с которой наши ребята осматривали город. Печать называла ударников «туристами», но неаполитанцы знали, что это рабочие. Педагогическое значение таких поездок — совершенно бесспорно.

«Без дурака — не праздник». Роль дурака играл наш представитель ТАССа некто Збиневич[12]. Я его встречал и раньше, в 28 г. — в Нижнем, в 29 — в Москве, он и тогда был уже глуп, хвастлив и вообще — неудачно сделан. Напрасно посылают таких людей за границу. Докладывая ударникам о положении рабочих Неаполя, он наврал, повысив заработную плату до 30 лир — 3 р. — в день, когда максимальная — 2 р. 40 к. и семейный тратит 14 лир только на хлеб; надо знать, что рабочие Италии женятся рано и, как правило, многосемейны. Вообще он — ничего не знает, оперирует официальными данными, и — Вы бы убрали его отсюда, он не только для Рима, а и для Чухломы едва ли годится. Он из тех людей, которые, чувствуя себя чужими в партии, играют в «левизну».

Беседуя с молодыми ударниками, я обнаружил весьма серьезный дефект политического их воспитания, дефект этот был известен мне и раньше. Суть его в том, что теория, даже у партийцев, висит в воздухе, — они не умеют наполнять ее конкретным, фактическим содержанием. Это — не их вина, а — вина воспитателей. Совершенно недопустимо, чтоб молодой партиец ставил такие вопросы:

«Есть ли в Италии король?», «Какая здесь рабочая пресса?», «Какие отношения между социалистами и фашистами?».

Я уже не говорю о курьезных вопросах такого рода: «Где теперь поп Гапон?», «Живет ли Леонид Андреев у Горького на Капри?», «Кто, после Воровского, полпредом в Швеции?». Это — скучно слышать.

Нам бы учебничек по истории роста и развития большевизма в условиях самодержавно-буржуазного государства[13], т. е. опять-таки фактическую, бытовую историю партии, характер подпольной работы, жизнь в тюрьме и ссылке, взаимоотношения с меками[14], эсерами, либералами и т. д. Для этого у нас есть огромный материал мемуаров.

Ну, ладно, хватит!

Письмо вышло длинным, устанете читать.

Замечательно, даже гениально, поставлен процесс вредителей. Я, разумеется, за «высшую меру»[15], но, м. б., политически тактичнее будет оставить негодяев на земле в строгой изоляции. Возможно, что это оказало бы оздоровляющее действие на всех спецев и заткнуло глотки врагам, которые ждут случая поорать о зверстве большевиков. Но — разумеется — надобно создавать своих спецев, своих!

Сердечный мой привет Вам, дорогой товарищ.

А. Пешков.

Теперь, когда Сырцов[16], Курс[17] и Ко обнаружили истинную свою сущность, следовало бы восстановить в партии Зазубрина[18], ведь это они травили его, они же испортили хороший журнал «Сибирские огни», высадив из него талантливых людей. Зазубрин — очень талантливый человек. И — честный.

А. П.

2.XII.30.

Печатается по авторизованной машинописи (лл. 88 — 90). Фраза «Сердечный мой привет...», подписи и дата — автографы. На первом листе письма в правом верхнем углу резолюция Сталина: «Молотову, Кагановичу, Ворошилову, Калинину, Яковлеву, Орджоникидзе».

[1] Авторизованный машинописный экземпляр статьи хранится в АПРФ, ф. 45, оп. 1, д. 718, лл. 91 — 96. На первом листе вверху посередине Сталин написал простым карандашом: «Молотову, Кагановичу» и внес правку во фразе «...что в Союзе Советов единолично диктатурствует т. Иосиф Сталин...»: слова «т. Иосиф Сталин» зачеркнул, а «единолично диктатурствует» исправил на «единоличная диктатура» (лл. 93, 94).

Статья Горького «Гуманистам» была впервые опубликована в «Правде» и «Известиях» 11 декабря 1930 года. Горький оправдывал казнь «сорока восьми преступников», «организаторов пищевого голода в СССР», как законное и справедливое «возмездие трудового народа». Он отказался сотрудничать в литературном издании «Интернационального союза писателей-демократов», объяснив это тем, что в руководстве союза находятся Генрих Манн и Альберт Эйнштейн, которые подписали протест немецкой Лиги защиты прав человека против бессудных расстрельных приговоров в СССР — в данном случае в связи с делом «Пищевого треста».

[2] Горький ошибся: в 1930 году селекционеру Ивану Владимировичу Мичурину (1855 — 1935) исполнилось 75 лет.

[3] Бербанк Лютер (1849 — 1926) — американский селекционер, создал новые сорта плодовых, овощных, полевых и декоративных культур. О предпочтении мичуринских достижений работам Бербанка говорил профессор ботаники Вашингтонского сельскохозяйственного института Ф. Мейер, который в 1913 году передал Мичурину предложение департамента земледелия США продать коллекцию выведенных им новых сортов растений (но не «переехать в Америку», как пишет Горький), однако тот отказался (см.: Бахарев А. и Яковлев П. Иван Владимирович Мичурин. М. 1938, стр. 54).

[4] Ленин в ноябре 1922 года поручил управделами Совнаркома РСФСР Н. П. Горбунову «направить распоряжение Тамбовскому губисполкому прислать доклад о работе и опытах И. В. Мичурина» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 701).

[5] Первый том основного труда Мичурина «Итоги полувековых работ по выведению новых сортов плодовых растений» был издан в 1929 году, второй — в 1932-м. Оба тома вместе вышли в Москве в 1933 году. В 1934 году была издана книга Мичурина «Итоги шестидесятилетних работ».

[6] 20 января 1930 года Мичурина посетил председатель ЦИК СССР М. И. Калинин, который, как напомнили в этой связи газеты, еще в 1923 году предлагал выделить средства на расширение питомника.

[7] Город Козлов был переименован в Мичуринск 18 мая 1932 года.

[8] 13 марта 1931 года вышло постановление Президиума ЦКК ВКП(б) и Коллегии Наркомата РКИ СССР «О питомнике имени И. В. Мичурина», положившее начало созданию плодопитомнического совхоза-сада площадью в 3,5 тысячи гектаров.

[9] Игнатьев Александр Михайлович (1879 — 1936) — естествоиспытатель, автор ряда изобретений. Горький был знаком с Игнатьевым с 1906 года; в 1909 году последний гостил у него на Капри.

[10] Литвинов Максим Максимович (1876 — 1951) — советский дипломат, в то время нарком иностранных дел СССР.

[11] Левин Е. С. (1893 — 1930) — с марта 1930 года первый секретарь полпредства СССР в Италии. 5 декабря этого же года в Риме застрелился.

[12] Вероятно, опечатка в машинописи: имеется в виду Павел Болеславович Зенькевич, журналист. Во всяком случае, в черновом автографе данного письма Сталину, находящемся в АГ, ПГ-рл 41-21-19, значится не «Збиневич», а «Зенькевич».

[13] В письме от 5 января 1931 года критику А. К. Воронскому Горький также писал о необходимости издания книги «История большевика» или «Жизнь большевика» (см.: Арх. Г., т. 10, кн. 2, стр. 73).

[14] То есть с меньшевиками.

[15] В эти дни, 25 ноября — 7 декабря 1930 года, в Москве проходил процесс «Союза инженерных организаций («Промышленной партии»)», вокруг которого была развернута широкая пропагандистская кампания. На скамье подсудимых оказалась группа инженерно-технической интеллигенции: Л. Рамзин (руководитель «Промпартии»), И. Калинников, С. Куприянов, В. Ларичев, В. Очкин, К. Ситнин, А. Федотов, Н. Чарновский. Все подсудимые подтвердили предъявленные им обвинения в создании контрреволюционной организации.

После публикации обвинительного заключения в газетах печатались решения и заявления трудовых коллективов страны, ряда зарубежных рабочих и компартий с требованиями высшей меры по отношению к «вредителям». Верховный суд приговорил Куприянова, Ситнина, Очкина к десяти годам лишения свободы, остальных — к расстрелу. На следующий день (приговор был оглашен поздно ночью 7 декабря) Президиум ЦИК СССР принял постановление о «смягчении наказания»: смертный приговор был заменен на десять лет заключения, десятилетний срок лишения свободы — на восьмилетний (см.: «Правда», 1930, 9 декабря). В 1936 году ЦИК СССР удовлетворил ходатайство осужденных по процессу «Промпартии» об амнистии.

[16] Сырцов Сергей Иванович (1893 — 1938) — государственный и партийный деятель. С конца 1929 года открыто критиковал сталинскую экономическую политику (см.: «XVI съезд ВКП(б). Стенографический отчет», стр. 223 — 225). В октябре 1930 года на внеочередном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) выступил против руководства Сталина. Был исключен из состава ЦК ВКП(б), вскоре освобожден от должности председателя Совнаркома РСФСР, отправлен на хозяйственную работу на Урал. В 1937 году арестован, на процессе «Правотроцкистского антисоветского блока» фигурировал в числе заговорщиков (см.: «Судебный отчет по делу антисоветского «право-троцкистского блока». 2 — 13 марта 1938 г.». М. 1938, стр. 349 — 350). Во время следствия не подписал ни одно из предъявленных ему обвинений. Расстрелян (см.: Старков Б. Право-левые фракционеры. — В сб.: «Они не молчали». М. 1991, стр. 125 — 136).

[17] Курс Александр Львович (1892 — 1939) — журналист, литературный критик; редактор газеты «Советская Сибирь» (Новосибирск, 1928 — 1929) и (со второго номера) журнала «Настоящее» (Новосибирск, февраль 1928 — январь 1930). Объединил вокруг журнала литературную группу «Настоящее». Горький назвал группу Курса «бессознательными вредителями <...> в области культуры» («Рабочий класс должен воспитывать своих мастеров культуры». — «Известия», 1929, 25 июля; см. также статью Горького «О трате энергии» — там же, 1929, 15 сентября), на что «настоященцы» ответили резкой полемикой, заявив, что Горький «все чаще и чаще становится рупором и прикрытием для всей реакционной части советской литературы» (Журналист. Заграничная энергия М. Горького. — «Советская Сибирь», 1929, 22 сентября).

25 декабря 1929 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О выступлении части сибирских литераторов и литературных организаций против Максима Горького», в результате чего группа «Настоящее» распалась (см. подробно: Бялик Б. О статье М. Горького «Все о том же». — В сб.: «Горький и его эпоха». Вып. 1. М. 1989, стр. 14 — 17; см. также письмо Горького Сталину от 8 января 1930 года — «Известия ЦК КПСС», 1989, № 7, стр. 215).

С начала 1930 года Курс работал в аппарате ЦК ВКП(б). Разделял взгляды Сырцова; в ноябре был исключен из партии за «двурушническую, антипартийную работу» («Правда», 1930, 2 ноября).

[18] Зазубрин Владимир Яковлевич (1895 — 1938) — прозаик, киносценарист, известен как автор романа «Два мира» (1921) о колчаковщине. С 1923 года секретарь журнала «Сибирские огни», в 1926 — 1928 годах — его главный редактор и руководитель Союза сибирских писателей. Местные пролеткультовцы резко критиковали журнал. В июне 1928 года бюро Сибкрайкома (секретарь С. И. Сырцов) приняло резолюцию о «серьезных идеологических ошибках журнала (в №№ 1 и 2 за 1928 год)». Критике подверглись и статьи Зазубрина («Резолюция бюро крайкома ВКП(б) о журнале „Сибирские огни”». — «Сибирские огни», 1928, № 4, стр. 225).

В 1928 году Зазубрин был отстранен от руководства журналом и Союзом сибирских писателей. Горький пригласил Зазубрина в Москву, где последний работал в Госиздате, журнале «Колхозник», над изданием «Истории гражданской войны». В 1937 году Зазубрин был арестован и погиб.

10

М. ГОРЬКИЙ — И. В. СТАЛИНУ

<11 декабря 1930 года. Сорренто.>

Дорогой Иосиф Виссарионович —

извините, что снова беспокою Вас! Я опять хочу просить Вас назначить т. Карла Радека замредактором журнала «За рубежом», вместо Кострова1.

Теперь, в связи с углублением кризиса в Европе и с тем возбуждением, которое вызвал процесс вредителей среди пролетариата, — необходимо усилить нагрузку журнала статьями политико-экономического характера, не отступая, однако, и от статей по вопросам быта, точнее — культурного развала и гниения буржуазии.

Журнал необходимо сделать популярным информатором массы по всем вопросам текущей европейской действительности. Лучше Радека никто не справится с этой нелегкой задачей.

Затем — вот что еще: не следует ли ЦК принять некоторые меры к большему распространению журналов «На стройке»2 и «Наши достижения»[3]. Первый печатается 60 т. экземпляров, второй — 55. По отзывам читателей ясно, что журналы эти вполне успешно работают на повышение трудовой энергии, «внушают чувство бодрости и веры в успех пятилетки и правильность генлинии», как сказано в одном из писем ко мне. Мне думается, что это влияние названных журналов следует расширить и усилить, пустив их в наиболее глухие и темные места. Редакция не в силах сделать это, и тут требуются или статьи в центральных газетах, или, что будет вернее, прямое воздействие ЦК на культурные учреждения фабрик, заводов, колхозов, а также на райкомы.

Сейчас сын сообщил мне телеграмму итальянских газет о приговоре по делу вредителей. Итальянская пресса находит этот акт исключительно мудрым и дальновидным. Тем не менее мне очень хочется набить морды этой сволочи, помилованной, конечно, не по чувству жалости к ней, а действительно по мудрости рабоче-крестьянской власти, — да здравствует она! Представляю, до какой степени оглушит приговор этих Крестовниковых, Коноваловых, Рябушинских и Ко [4]. Они, разумеется, ожидали, что Рамзины, сообщив о них столько правды, навеки замолчат. А ведь возможно, что правда-то еще не вся сказана! Да и Пуанкаре в неудобное положение поставлен: ожидал, что ему предадут, и вдруг — его предали!

Много будет написано всякой идиотской чепухи по поводу этого приговора. Но мне кажется, что он принесет огромную пользу делу рабочего класса. И прежде всего он должен развязать языки всем другим вредителям, тогда крысы начнут пожирать друг друга.

Отличный прокурор т. Крыленко5. Вообще: Верховный Суд вел дело блестяще, насколько я могу судить.

Желаю Вам доброго здоровья, крепко жму руку.

А. Пешков.

11.XII.30.

Печатается по авторизованной машинописи (лл. 97 — 98 об.). Последняя фраза, подпись и дата — автографы.

[1] «За рубежом» — общественно-политический еженедельник, существовал с июля 1930 до сентября 1938 года. Инициатором создания журнала и первым его редактором был Горький (см. его письмо Сталину от 29 ноября 1929 года — «Известия ЦК КПСС», 1989, № 3, стр. 185). Замредактора — Тарас Костров (1901 — 1930), бывший редактор газеты «Комсомольская правда» и журнала «Молодая гвардия»; его переписку с Горьким см.: Арх. Г.,т. 10, кн. 2, стр. 201 — 216. Внезапная смерть Кострова в сентябре 1930 года побудила Горького просить Сталина назначить на эту должность известного партийного деятеля и публициста Карла Бернгардовича Радека (1885 — 1939), впрочем, ко времени написания данного письма уже имевшего репутацию «уклониста».

В 1929 году Горький неоднократно писал Сталину в связи с проектом издания «За рубежом», что «кроме Карла Радека» не видит «никого, кто мог бы хорошо организовать такой журнал. «Уклон» Радека не может найти места в этом деле, ибо рамки дела очень ограниченны, задача журнала — крайне проста и ясна» («Известия ЦК КПСС», 1989, № 3, стр. 185 — 186). Сталин остался глух к рекомендации писателя. Не удовлетворил он просьбу Горького и в данном письме.

[2] Имеется в виду «СССР на стройке» — иллюстрированный двухнедельник при журнале «Наши достижения». Начал выходить в декабре 1929 года. Горький был членом редколлегии.

[3] «Наши достижения» — ежемесячный журнал художественного очерка, задуманный и основанный Горьким после посещения СССР в 1928 году. Выходил с 1929 по май 1937 года. Горький являлся его бессменным редактором.

[4] Крестовников Григорий Александрович (1855 — ?) — крупный фабрикант, владевший текстильными и торговыми предприятиями. Во время Октябрьских событий был заключен в Петропавловскую крепость. Горький тогда не раз выступал с протестом против «нелепого ареста» такого «безукоризненно честного» человека, «немало сделавшего доброго для своих рабочих» («Новая жизнь», 1917, 6 декабря; см. также: Горький М. Несвоевременные мысли. М. 1990, стр. 100, 150, 153). В 1918 году эмигрировал.

Коновалов Александр Иванович (1875 — 1948) — текстильный фабрикант, один из основателей Российского Торгово-промышленного союза, депутат IV Госдумы, министр торговли и промышленности во Временном правительстве. После Октябрьской революции — эмигрант, выступал за продолжение борьбы с большевиками.

Рябушинский Павел Павлович (1817 — 1924) — крупный хлопчатобумажный фабрикант, председатель Московского банка Рябушинских. В 1918 году эмигрировал. В 1920 году в Париже участвовал в создании Торгово-финансового и промышленного комитета (Торгпрома), задачей которого являлась защита интересов русских собственников-эмигрантов. Обвиняемым по делу «Промпартии» инкриминировалась связь с Крестовниковым, Коноваловым, Рябушинским и другими представителями руководящего центра Торгпрома, который якобы занимался организацией «военной части интервенции против СССР при помощи иностранных государств», особенно французского правительства в лице Р. Пуанкаре как руководителя этой интервенции («Правда», 1930, 11 ноября). Для иллюстрации «Правда» (1 декабря 1930 года) перепечатала статью В. П. Рябушинского «Необходимая война» из парижской газеты «Возрождение» (1930, 7 июля), написанную в антисоветском духе. В ходе суда обвиняемые показали, что их связывал с Торгпромом автор этой статьи Владимир Павлович Рябушинский, младший брат П. П. Рябушинского. Однако в «Обвинительном заключении по делу „Промпартии”», напечатанном за две недели до начала суда, совершенно определенно говорилось, что подследственные осуществляли связь с Торгпромом через П. П. Рябушинского, хотя его давно уже не было в живых. На эту «грубую, невежественную ошибку» в обвинительном заключении обратила внимание зарубежная пресса («Возрождение», 1930, 21 ноября).

[5] Крыленко Николай Васильевич (1885 — 1938) — государственный и партийный деятель. С 1928 года прокурор РСФСР, был государственным обвинителем на процессах «вредителей» конца 20-х — начала 30-х годов. В 1938 году репрессирован.

11

И. В. СТАЛИН — М. ГОРЬКОМУ

<Между 8 — 14 декабря 1930 года. Москва.>[1]

Привет Алексею Максимовичу!

Пишу с некоторым запозданием, т. к. диппочта идет к вам, в Италию, лишь в определенные сроки, кажется, раз в 20 дней.

Шолохов и другие уже отправились к Вам[2]. Им дали все, что требуется для поездки.

Показаний Осадчего не посылаю, т. к. он их повторил на суде, и Вы можете познакомиться с ними по нашим газетам[3].

Видел т. Пешкову[4]. Доктор Левин[5] будет у Вас на днях. Останется месяца полтора или больше — как скажете.

Процесс группы Рамзина[6] окончился. Решили заменить расстрел заключением на 10 и меньше лет. Мы хотели этим подчеркнуть три вещи: а) главные виновники не рамзиновцы, а их хозяева в Париже — французские интервенты с их охвостьем «Торгпромом»; б) людей раскаявшихся и разоружившихся советская власть не прочь помиловать, ибо она руководствуется не чувством мести, а интересами советского государства; в) советская власть не боится ни врагов за рубежом, ни их агентуры в СССР.

Дела идут у нас неплохо. И в области промышленности, и в области сельского хозяйства успехи несомненные. Пусть мяукают там, в Европе, на все голоса все и всякие ископаемые средневекового периода о «крахе» СССР[7]. Этим они не изменят ни на иоту ни наших планов, ни нашего дела. СССР будет первоклассной страной самого крупного, технически оборудованного промышленного и сельскохозяйственного производства. Социализм непобедим. Не будет больше «убогой» России. Кончено! Будет могучая и обильная передовая Россия.

15-го созываем пленум ЦК[8]. Думаем сменить т. Рыкова. Неприятное дело, но ничего не поделаешь: не поспевает за движением, отстает чертовски (несмотря на желание поспеть), путается в ногах. Думаем заменить его т. Молотовым[9]. Смелый, умный, вполне современный руководитель. Его настоящая фамилия не Молотов, а Скрябин. Он из Вятки. ЦК полностью за него.

Ну, кажется, хватит.

Жму руку.

И. Сталин.

P. S. Если действительно решили приехать к весне, хорошо бы поспеть к 1 мая, к параду.

Печатается по автографу (лл. 100 — 101 об.).

[1] Датируется по сопоставлению с письмами Горького Сталину.

[2] М. А. Шолохов к Горькому в Сорренто не приехал (см. письмо 7, примеч. 4).

[3] См., в частности: «Правда», «Известия», 5 и 6 декабря 1930 года (см. также письмо 8, примеч. 3).

[4] Пешкова Екатерина Павловна (1878 — 1965) — общественный деятель, жена Горького с 1896 года; после развода в 1904 году осталась его другом. В 1918 — 1937 годах председатель Московского Политического Красного Креста; старалась помогать репрессированным. Принимала участие в создании Музея А. М. Горького в Москве (1937). В последние годы жизни — консультант Архива А. М. Горького при ИМЛИ.

[5] Левин Лев Григорьевич (1870 — 1938) — терапевт, доктор медицинских наук. Врач Сталина и его семьи; с 1928 года — домашний врач Горького. Левин был в Сорренто с конца декабря 1930 до начала февраля 1931 года. На процессе «Правотроцкистского антисоветского блока» обвинялся в убийстве «посредством умышленно неправильного лечения А. М. Горького, В. В. Куйбышева, В. Р. Менжинского, М. А. Пешкова» («Правда», 1938, 12 марта). Расстрелян.

[6] Речь идет о судебном процессе «Союза инженерных организаций («Промышленной партии»)».

[7] Сталин имеет в виду Р. Пуанкаре и его статью «Когти СССР» (см. письмо 7, примеч. 10).

[8] Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) проходил в Москве 17 — 21 декабря 1930 года. Пленум вывел А. Н. Рыкова из состава Политбюро ЦК ВКП(б).

[9] Молотов Вячеслав Михайлович (1890 — 1986) — государственный и партийный деятель, в 30-е годы поддерживал Сталина в его борьбе против троцкистской, зиновьевской и «объединенной» оппозиции.

12

И. В. СТАЛИН — М. ГОРЬКОМУ

<10 января 1931 года. Москва.>

Дорогой Алексей Максимович!

Посылаю документы о 1) группе Кондратьева[1] и 2) меньшевиках[2]. Просьба — не принимать близко к сердцу содержимое этих документов и не волноваться. Герои документов не стоят того. К тому же есть на свете подлецы почище этих пакостников.

У нас дела идут хорошо. Неважно обстоит дело с транспортом (слишком большой груз навалили), но выправим в ближайшее время.

Берегите здоровье.

Привет!

И. Сталин.

10/I — 31.

Печатается по автографу (л. 103).

[1] Обвиняемые по делу «Трудовой крестьянской партии» во время следствия в июле — начале сентября 1930 года дали показания, которые Сталин оценил как «документы первостепенной важности» (см. письмо Сталина Молотову от 2 августа 1930 года — «Письма И. В. Сталина В. М. Молотову 1925 — 1936 гг.», стр. 193). По его указанию была издана типографским способом брошюра «Материалы по делу контрреволюционной «Трудовой крестьянской партии» и группировки Суханова — Громана (из материалов следственного производства ОГПУ)», где напечатаны протоколы допросов В. Громана, Н. Кондратьева, Н. Макарова, П. Садырина, А. Чаянова, Л. Юровского и других. 10 августа 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) постановило разослать показания арестованных по делу «Трудовой крестьянской партии» членам ЦК и ЦКК ВКП(б) и руководящим кадрам хозяйственников.

Незадолго до написания этого письма, 2 октября 1930 года, Сталин наставлял Менжинского: «Провести сквозь строй г.г. Кондратьева, Юровского, Чаянова и т. д., хитро увиливающих от «тенденции к интервенции», но являющихся (бесспорно!) интервенционалистами, и строжайше допросить их о сроках инт<ервен>ции (Кондратьев, Юровский и Чаянов должны знать об этом так же, как знает об этом Милюков, к которому они ездили на «беседу» (там же, стр. 188). Вероятно, Сталин послал Горькому экземпляр вышеупомянутой брошюры.

[2] Возможно, кроме брошюры Сталин послал материал по готовящемуся процессу «Союзного бюро РСДРП(м)». Открытый процесс проходил в Москве 1 — 9 марта 1931 года. На скамье подсудимых оказались 14 человек, крупные специалисты из центральных хозяйственных ведомств, многие — недавние меньшевики, которые в 20-е годы, во время нэпа, перешли на сторону советской власти.

13

И. В. СТАЛИН — М. ГОРЬКОМУ

<18 марта 1931 года. Москва.>

Многоуважаемый Алексей Максимович!

Давно бы следовало написать, да как-то не вышло у меня. Сначала помешали «неувязки» в транспорте, — пришлось уйти в дело[1] с головой. Потом — процесс меньшевиков (будь они прокляты!). Потом съезд советов[2]...

Левин говорит, что со здоровьем у Вас «в общем и целом не плохо». Это хорошо. Судя по Вашим статьям[3], настроение у Вас боевое, наступательское. Очень хорошо!

Судя по всему, дела у нас должны пойти хорошо. Год будет, конечно, «серьезный». Но наши люди научились не бояться трудностей и лезут вперед. А это главное.

Имеете ли возможность следить за прениями на съезде советов? Как расцениваете выступление т. Молотова?[4] Кажется, подходящее.

А как Кашен, — читали его последнюю речь?[5] Наконец-то хватило у него духу поднять руку на Бриана[6], на этого пацифиствующего поджигателя войны. Французские товарищи, кажется, начинают понимать, что пацифиствующие поджигатели войны — самые опасные враги рабочего класса.

Крепко жму руку и желаю Вам всего хорошего.

Берегите здоровье ради всего святого.

И. Сталин.

18/III — 31.

Печатается по автографу (лл. 105 — 106).

[1] ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР в совместных обращениях «О железнодорожном транспорте» (15 января 1931 года) и «О речном транспорте» (5 февраля 1931 года) призвали трудовые коллективы страны «взяться наконец по-большевистски за дело транспорта и двинуть его вперед» («Правда», 1931, 7 февраля). В марте того же года проводился Всесоюзный субботник помощи транспорту; в Москве — «месячник помощи транспорту».

[2] VI съезд Советов СССР проходил в Москве 8 — 17 марта 1931 года.

[3] В период между этим и предыдущим письмом Сталина от 10 января 1931 года в «Правде» и «Известиях» было опубликовано около десятка статей Горького.

[4] На VI съезде Советов СССР В. М. Молотов выступил с докладом «Отчет правительства СССР». Сталин обратил внимание Горького, видимо, на большой раздел доклада «О принудительном труде». За несколько дней до съезда была напечатана статья Горького «По поводу одной легенды» («Известия», 1931, 5 марта), в которой писатель опровергал «гнусную клевету», распространяемую в буржуазной прессе, о массовом использовании советской властью «принудительного труда» и «труда заключенных». Молотов в своем докладе также отрицал существование в СССР «принудительного труда», но признал, что «труд заключенных <...> у нас применяется на некоторых коммунальных и дорожных работах» («Правда», 1931, 11 марта).

[5] Кашен Марсель (1869 — 1958) — деятель французского и международного рабочего и коммунистического движения. Имеется в виду его речь в палате депутатов Франции во время прений по бюджету Министерства иностранных дел (см.: «Тов. Кашен разоблачает подготовку французским империализмом войны против СССР». — «Правда», 1931, 15 марта). Оратор выступил против предоставления правительством А. Бриана займов «маленьким балканским и придунайским странам» для вооружения их против СССР.

[6] Бриан Аристид (1862 — 1932) — премьер-министр и министр иностранных дел Франции.

14

М. ГОРЬКИЙ — И. В. СТАЛИНУ

<12 ноября 1931 года. Сорренто.>

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Так как Вам, я знаю, не безразлично состояние моих сил, — спешу сообщить: расширение сердца исчезло, чувствую себя очень хорошо, работоспособность — нормальна. Левин — умный и удачливый врач, он умеет считаться с индивидуальностью больного, а это качество нечасто встречается среди врачей. Кстати: он говорит, что здоровье Серго[1] требует серьезного внимания и что его нужно заставить отдохнуть.

После Москвы чувствуешь себя здесь[2] неловко, не на своем месте, хотя погода — отличная, дни солнечные, теплые, тишина, одиночество и всякие иные удобства для работы. Новости: приезжал на днях в Неаполь Муссолини[3] и произнес длинную речь к «народу», рассказывают, что в этой речи он заявил: до 35 г. он всю жизнь Италии намерен радикально перестроить, «Великий Рим должен быть тем, чем был, — центром мировой культуры, а Ватикан будет «гетто» католицизма». Какая-то газета напечатала эту фразу, но газету немедля конфисковали, найти ее — не удалось. Люди, которые раньше знали и видели Муссолини, говорят, что он сильно одряхлел. Написал он пьесу «Наполеон»[4], ее поставили в Париже, успеха — не имела.

На жительство в Неаполь переехал наследник престола[5], педераст и — по общему мнению знающих его — дурак. Двое суток разъезжал по городу в вызолоченной коляске, в сопровождении пышного эскорта, по этому поводу было прекращено в городе движение и прекратилась торговля. «Такое великолепие и безобразие я видел в Турции при Абдул-Гамиде»[6], — сказал один старик. Так как Муссолини в Неаполе не любят, то говорят, будто наследник приехал организовать здесь антифашистское движение[7]. Кризис здесь растет как везде, безработица — тоже.

Приехал ко мне человек[8], который только что прожил несколько месяцев в Лондоне, в Париже и вообще давно знает жизнь интеллигенции этих городов. Он утверждает, что самое серьезное, внимательное и доброжелательное отношение к нам наблюдается и растет в Лондоне. Англичане, побывавшие в Союзе, единодушно, с изумлением говорят об успехах строительства, о рабочей энергии молодежи, о здоровье октябрят и пионеров. Самая популярная книга в Лондоне — «Рассказ о пятилетке» Ильина-Маршака[9], вышла уже третьим изданием, два первые — по 60 т., это почти наши тиражи. Ильин работает сейчас над книгой по электрификации, он — туберкулезный, и о нем Халатову следовало бы позаботиться. Это — умный и очень талантливый парень.

Очень нравится англичанам «Путевка в жизнь»[10], ее показывает «О<бщест>во друзей СССР», англичане единодушно аплодируют.

Чарли Чаплин хочет, чтобы его пригласили в Союз[11], желает познакомиться с нашим кино. Едет к нам работать сын Уэллса, биолог, говорят, весьматалантливый. Жена его — член английской компартии[12].

О Франции говорят: «Лаваль[13] съел Бриана», французы боятся немецкой революции, но боятся и Гитлера. Страхи эти делают галлов еще более ограниченными и тупыми мещанами. Впрочем — все это Вы сами знаете. Есть слухи, что Гукасов[14] потерял кучу денег на фунте и закрывает «Возрождение». Но — перестану засорять внимание Ваше слухами и анекдотами. Разрешите поговорить о делах.

Мне показалось, что в последнем свидании нашем[15] мы окончательно договорились о типе издания «Ист<ории> гр<ажданской> войны»[16]: каждый том пишется по программе, намеченной планом, каждый том представляет собою связанное — исторически и хронологически точное — и популярное изложение хода событий вооруженной классовой борьбы по областям; материалом для каждого тома служат: воспоминания и мемуары участников, проверенные и обработанные военными историками и историками-марксистами, а также — в целях особенной яркости и популярности — отшлифованные литераторами-художниками. Это и должна быть «история» в подлинном смысле понятия. Все же, что — по тем или иным причинам, напр<имер> по причине художественной цельности, по объему, по форме: романы, пьесы, стихи, рассказы, — не пойдет или может нарушить связность исторического изложения, — все это издается в форме сборников, альманахов, как добавление к истории, как отдельная серия «Материалов по ист<ории> гр<ажданской> войны». Так договорились мы, не правда ли? Но после моего отъезда состоялось заседание, на котором вопрос о типе издания снова был поднят и решен неправильно: все 15 т. — сборники разнообразных статей беллетристов, мемуаристов, военных и политических историков. Я продолжаю твердо стоять на моей точке зрения: невозможно, чтобы генеральный секретарь партии и наркомы:военный, просвещения17 — подписывали как редактора какие-то чертовы альманахи. Невозможно это! Вы неизбежно рискуете скомпрометировать и себя — т. е. главную редакцию, — и все издание «Истории». Да и читателю эти альманахи не дадут того, что должна дать «История», написанная связно и хронологически последовательно. Мне кажется, что Вы согласитесь с этой точкой зрения. Если это так — я очень прошу Вас немедля осведомить о В<ашем> взгляде на дело т.т. Эйдемана18 и Гамарника19. Если не так — будет очень плохо; хорошее, нужное дело будет испорчено.

Разрешите мне предложить схему еще одного издания[20], которое надо выпустить к 15 Октябрю и которое мне кажется совершенно необходимым. Основная посылка, оправдывающая это издание, такова: наша молодежь не исчерпывается комсомолом, за пределами этой организации остаются сотни тысяч юношества, которое политически и культурно воспитывается — если оно вообще воспитывается — по газетам. С полной уверенностью и на основании сотен писем говорю: газеты юношество — особенно крестьянское — читает плохо и многое в них понимает с трудом, а иногда и превратно. Это объясняется и его малограмотностью, и напряженной работой. Работая на том или ином заводе, в том или ином колхозе, человек ограничен интересами своей работы и мало интересуется — или же вовсе не интересуется — тем, что происходит за пределами его колхоза или завода. Есть немало болванов, которым размах соцстройки совершенно не понятен, и они спрашивают: «К чему все это?» Я знаю — вижу по тону писем, — что вопрос этот ставят преимущественно болваны из среды, чужеродной рабочему классу, — интеллигентской, крестьянской, — но мы не должны забывать, что они вращаются среди рабочей молодежи и что скептицизм их невежества может влиять и, конечно, влияет на рабочую молодежь. С этим нужно бороться. Нужно, чтобы каждая единица, принимая частичное участие в создании новой действительности, видела по возможности ясно всю массу практических результатов воплощения классовой рабочей энергии в социалистическое дело. Поэтому я предлагаю издать к 15-му году книгу под заголовком: «К чему все это?» или под каким-либо другим, который ЦК признает более удобным.

Приблизительная схема книги, мне кажется, должна быть такова:

1. Что такое большевизм?

Краткий очерк политико-экономических учений XVIII — XIX в<еков> до Маркса. Ход действительности — развитие капитализма — всегда обгонял эти учения, оставляя их сзади себя. Маркс, опираясь на историю борьбы классов, обогнал социалистов-реформистов, показал пути будущего.

Его способность «предвидения» основана на глубоком знании истории.

2. Марксист Ленин. Возникновение революционного социализма, рост, превращение капитализма в империализм. Разбор понятий: эволюция — революция, реформизм — революционизм.

3. Очерк культурно-экономического состояния царской России. «Крестьянская страна». Промышленно-техническое и культурное бессилие ее. Угроза поглощения России капиталистами Европы. Непонимание этой возможности эсэрами, отношение к этой возможности буржуазии, либералов.

4. Война 14 — 18 гг. Ее причины и неизбежность.

5. Историческая необходимость возникновения и развития большевизма в общих условиях русской жизни.

6. Гражданская война и победа рабочего класса, руководимого партией большевиков.

7. Начало восстановления хозяйства страны. «Неп». Передышка. Уход Ленина. Колебания внутри партии вправо и влево. Причины колебаний. Генеральная линия.

II часть

15 лет работы.

Показать ее по областям промышленности, по каждой отдельно, и сравнительно с ее состоянием до победы рабочего класса. Но здесь я воздержусь от указаний, тут должны планировать люди более компетентные, чем я. Дать общий итог всего, что сделано, в цифрах и графически. Подвести итоги научной, технической работе, изобретениям специалистов, рабочему изобретательству, подсчитать все открытия рудных и удобрительных залежей. Рассказать о значении хибинских апатитов, калийных солей Соликамска и т. д. Организация колхозов, машинизация земледелия и пр. Затем перейти к тому, что должно быть сделано, и здесь нужно бить не только по разуму, но и по воображению — показать, как изменяется работой даже лицо страны.

Осушить 67 мм.[21] га болот, добыть из них 22 мм. тонн сухого торфяного топлива. Утилизировать солому, как топливо, путем прессования ее. Орошение засушливых местностей. Распределение хлебных злаков по почвам, наиболее удобным для их плодородия: пшеница вся сеется в одном месте, рожь вся — в другом, ячмень весь — в третьем. Электрификация всей страны. Соединение каналами Белого моря с Балтийским, Каспийского — с Черным. Выход Сибири в Средиземное море. И т. д. — дать весь план будущих пятилеток, а в заключение рассказать, почему современные буржуазные государства не могут ставить перед собою такие задачи и не в силах решать их.

III-я часть.

Отвечает на вопрос: к чему все это? Здесь нужно изобразить по возможности детально — будущее социалистическое общество и положение в нем человеческой единицы. Эту часть — на мой взгляд — должны написать литераторы-художники, и тут я, в числе других, предлагаю свое участие. Само собою разумеется, что эта схема должна быть разработана более солидно. Если Вы согласитесь с необходимостью издания такой книги, я очень просил бы Вас немедля принять практические меры к разработке плана, т. е. организовать группу товарищей, которые сделали бы это.

Выпустив такую книгу осенью 32 г., полезно было бы, мне кажется, издавать с 33-го ежегодные популярные итоги работ, произведенных во всех областях государственного строительства. Это было бы крайне полезно для дела политического и культурного воспитания масс. А работа — простая.

Далее: давно уже необходима небольшая популярная книжка для масс, тема книжки: «Как в Союзе Советов создаются законы?»

Это очень простая задача: нужно рассказать, как создают законы в буржуазных странах, где законодательная работа идет сверху вниз, от парламентов, которые защищают интересы командующего класса; затем проследить и рассказать, как где-нибудь в деревне, в колхозе, в фабкоме зарождается на почве нужд рабочих или крестьян нечто, что затем получает форму правительственного декрета, — законодательство снизу вверх.

С большой радостью извещаю Вас о следующем: три недели тому назад в Лондоне вышла книга весьма известного популяризатора науки доктора Бернгарда Россель[22]Одна из глав этой книги говорит о необходимости для медицинской науки перейти к эксперименту с человеком, изучать работу его организма и нарушения этой работы на нем самом. Как видите — идея, о которой я беседовал с Вами и которая получила Ваше одобрение, — «носится в воздухе», иными словами: это признак ее жизненности и практичности. Еще более радует меня то, что Россель признает практическое осуществление этой идеи невозможным в консервативной Европе и по силам только Союзу Советов.

В Лондон послана телеграмма[23], прошу, чтоб главу, посвященную этому вопросу, немедленно перевели и прислали мне. Перевод — и всю книгу — я пошлю Вам, а копию перевода т. М. Ф. Владимирскому[24] для его осведомления. Вас буду просить о разрешении напечатать эту главу для того, чтобы поколебать консерватизм наших медиков и смягчить их боязнь за свои репутации. Теперь, опираясь на Росселя, я стану пропагандировать эту идею с большей настойчивостью. Не сомневаюсь в Вашей помощи этому делу, — настоящее, большевистское, революционное дело!

Все никак не могу «выписаться» до конца! Вот еще, дорогой Иосиф Виссарионович, серьезное дело, оно касается изобретений известного Вам А. М. Игнатьева. Человек, как Вы знаете, слишком поглощенный своей работой изобретателя, он глубоко непрактичен, и, как Вы увидите из прилагаемой записки работавшего с ним в Берлине инженера Сбарского[25], его патенты могут потерять значение. А в то же время мечта Игнатьева дать стране, путем продажи патентов, десятки миллионов валюты, — отличная мечта. И патенты, как говорят, действительно стоят огромных денег. Поэтому я бы полагал, что советы, изложенные в записке Сбарского, нужно немедля принять и выполнить. Так как работам Игнатьева помогает Генрих Ягода26, я посылаю ему копию записки Сбарского, а Вас прошу взять людей, коим сие надлежит знать и делать, за шиворот, встряхнуть их и привести в движение.

А. Пешков.

Сбарского я видел в Берлине в Полпредстве, это очень серьезный человек, тоже изобретатель.

На этом я хотел кончить длинное мое послание, но вот мне прислали фельетон Ходасевича о пьесе Булгакова[27]. Ходасевича я хорошо знаю[28]: это — типичный декадент, человек физически и духовно дряхлый, но преисполненный мизантропией и злобой на всех людей. Он не может — не способен — быть другом или врагом кому или чему-нибудь, он «объективно» враждебен всему существующему в мире, от блохи до слона, человек для него — дурак, потому что живет и что-то делает. Но всюду, где можно сказать неприятное людям, он умеет делать это умно. И — на мой взгляд — он прав, когда говорит, что именно советская критика сочинила из «Братьев Турбиных» антисоветскую пьесу. Булгаков мне «не брат и не сват», защищать его я не имею ни малейшей охоты. Но — он талантливый литератор, а таких у нас — не очень много. Нет смысла делать из них «мучеников за идею». Врага надобно или уничтожить, или перевоспитать. В данном случае29 я за то, чтоб перевоспитать. Это — легко. Жалобы Булгакова сводятся к простому мотиву: жить нечем. Он зарабатывает, кажется, 200 р. в м<еся>ц. Он очень просил меня устроить ему свидание с Вами. Мне кажется, это было бы полезно не только для него лично, а вообще для литераторов-«союзников». Их необходимо вовлечь в общественную работу более глубоко. Это — моя забота, но одного меня мало для успеха, и у товарищей все еще нет твердого определенного отношения к литературе и, мне кажется, нет достаточно целой оценки ее культурного и политического значения. Ну — достаточно!

Будьте здоровы и берегите себя. Истекшим летом, в Москве, я изъяснялся Вам в чувствах моей глубокой, товарищеской симпатии и уважения к Вам. Позвольте повторить это. Это — не комплименты, а естественная потребность сказать товарищу: я тебя искренно уважаю, ты — хороший человек, крепкий большевик. Потребность сказать это удовлетворяется нечасто, Вы это знаете. А я знаю, как Вам трудно бывает. Крепко жму руку, дорогой Иосиф Виссарионович.

А. Пешков.

12.XI.31.

Печатается по авторизованной машинописи с правками и добавлениями Горького (лл. 117 — 123 об.). Подписи и приписка — автограф. Подчеркивания принадлежат Сталину.

[1] Речь идет о Григории Константиновиче (Серго) Орджоникидзе (1887 — 1937), государственном и партийном деятеле. В начале 30-х годов врачи отмечали сильное переутомление Орджоникидзе; решением Политбюро его направляли на отдых, однако, по одной из версий, Сталин таким образом на время отдалял Орджоникидзе от центра в период обострения их разногласий (см.: «Орджоникидзе — Киров — Сталин». — «Коммунист», 1991, № 13, стр. 53 — 63).

[2] Горький приехал в Сорренто в последних числах октября 1931 года.

[3] Именно Бенито Муссолини, руководитель фашистского правительства Италии, не разрешил Горькому вернуться на Капри и предложил поселиться в окрестностях Неаполя.

[4] Пьесу «Наполеон» (1932) Муссолини написал в соавторстве с итальянским писателем Джоваччино Форцано. Как сообщается в книге Д. Смита «Муссолини» (М., 1995; перевод с английского), дуче выступил соавтором трех пьес, которые критика подобострастно «приравнивала к трагедиям Шекспира и операм Вагнера».

[5] Умберто Савойский (1904 — 1983), наследник итальянского престола, сын Виктора-Эммануила III. В период господства фашизма занимал высокие военные посты. В июне 1944 года администрацией англо-американских войск был назначен наместником Итальянского королевства (1946). 9 мая 1946 года вступил на престол под именем Умберто III. Когда были оглашены результаты референдума в Италии (2 июня 1946 года) о форме государственного правления, свидетельствовавших о победе республики, Умберто III выехал из Италии и поселился в Португалии под именем графа де Сарре.

[6] Абдул-Гамид — Абдул-Хамид II (1842 — 1918), турецкий султан в 1876 — 1909 годах.

[7] Видимо, речь идет не о самом наследном принце Умберто, сотрудничавшем с режимом Муссолини, но о его супруге, принцессе Марии-Жозе, которая резко критически относилась к фашистам и не скрывала этого, поддерживая связи с зарубежными антифашистами и с настроенными оппозиционно итальянцами.

[8] Имеется в виду Мария Игнатьевна Будберг (урожд. Закревская, в первом браке Бенкендорф; 1892 — 1974) — секретарь и спутница Горького с 1919 года. В 1931 году она начинает фигурировать как «спутница» и «друг» Герберта Уэллса (см., напр.: Берберова Н. Железная женщина. М. 1991).

В конце октября 1931 года Будберг сообщила Горькому, что собирается «выехать в Сорренто 8 ноября» (АГ, КГ-рзн 1-157-230). 4 декабря 1931 года Горький написал Крючкову: «М<ария> И<гнатьевна> уехала в Лондон» (Арх. Г., т. 14, стр. 498).

[9] Ильин М. (наст. имя Маршак Илья Яковлевич; 1895 — 1953) — писатель; автор научно-популярных книг для детей. Горький имеет в виду книгу Ильина «Рассказ о великом плане» (М. — Л., 1930).

[10] «Путевка в жизнь» — первый советский звуковой художественный фильм (1931); режиссер — Николай Владимирович Экк (1902 — 1976).

[11] Чаплин Чарльз Спенсер (1889 — 1977) в СССР не приезжал.

[12] Уэллс Джордж Филип (1901 — 1985), зоолог, профессор Лондонского университета, старший сын английского писателя Герберта Уэллса. Сопровождал отца во время поездок в Россию в 1920 и в 1934 годах. Материалы, подтверждающие членство его жены в английской компартии, не выявлены.

[13] Лаваль Пьер (1883 — 1945) — премьер-министр Франции в 1931 — 1932 (сменил на этом посту А. Бриана) и 1935 — 1936 годах, сторонник «умиротворения» нацистов. В 1942 — 1944 годах глава коллаборационистского правительства «Виши».

[14] Гукасов Абрам Осипович (1872 — 1969) — владелец парижской газеты «Возрождение»; выходила в 1924 — 1935 годах ежедневно, в 1936 — 1940 годах — еженедельно. Позже финансировал литературно-политический журнал «Возрождение» (1949 — 1974).

[15] Последнее свидание Горького со Сталиным перед отъездом писателя в Сорренто состоялось 11 октября 1931 года.

[16] Горький писал Сталину 27 ноября 1929 года: «Вот уже два года я настаиваю на необходимости издать для крестьянства „Историю гражданской войны”» («Известия ЦК КПСС», 1989, № 3, стр. 186). В этом письме и в письме Сталину от 5 июня 1930 года (там же, № 7, стр. 216 — 218) он изложил план и свою точку зрения о типе задуманного издания. В процессе работы над этим изданием у Горького по многим вопросам возникали разногласия с членами главной редакции, в которую кроме Горького и Сталина входили А. С. Бубнов, К. Е. Ворошилов, Я. Б. Гамарник, С. М. Киров, В. М. Молотов. Сталин поначалу не стал спорить о типе издания, хотя в письмах 1932 года Горький и Сталин неоднократно возвращались к обсуждению этой темы.

[17] Имеются в виду Ворошилов Климент Ефремович (1881 — 1969), нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета СССР, и Бубнов Андрей Сергеевич (1884 — 1938), нарком просвещения РСФСР; оба они входили в главную редакцию «Истории гражданской войны».

[18] Эйдеман Роберт Петрович (1895 — 1937) — комкор, писатель; начальник и комиссар Военной академии им. М. В. Фрунзе.

[19] Гамарник Ян Борисович (1894 — 1937) — партийный и военный деятель, с октября 1928 года — начальник Политуправления Красной Армии.

Сталин «осведомил» Горького в ответном письме от 28 января 1932 года: «...опираться на Эйдемана, как на главного организатора дела, неразумно; Гамарнику пришлось уехать по военным делам на Дальний Восток, и он может вернуться в Москву лишь в начале марта...» (АПРФ, ф. 45, оп. 1, д. 718, л. 144). В дальнейшем оба принимали участие в работе над изданием. В Архиве А. М. Горького находится их переписка с писателем относительно «Истории гражданской войны».

[20] Издания, предложенные Горьким в данном письме здесь и далее, не были осуществлены. Сталин ответил 28 января 1932 года: «...Ваше предложение насчет издания «К чему все это» (нечто вроде истории России с первых дней капитализма до наших дней), конечно, правильное. Но едва ли удастся нам организовать это дело к 15 годовщине Октябрьской революции <...> То же самое нужно сказать о популярной книжке «Как в Союзе Советов законы создаются», если Вы считаете ее издание срочным» (АПРФ, ф. 45, оп. 1, д. 718, л. 148).

[21] Здесь и ниже речь идет, видимо, о миллионах. (Примеч. ред.)

[22] Имеется в виду Бертран Рассел (1872 — 1970), английский философ и общественный деятель, и его книга «Научная перспектива» (Russell Bertrand. The Scientific Outlook. London. 1931; в СССР не выходила). Горький познакомился с Расселом в 1920 году во время пребывания последнего в Петрограде с делегацией лейбористов. Рассел отмечал, что «Горький сделал все, что в состоянии сделать один человек для сохранения интеллектуальной и художественной жизни России» (см.: Рассел Бертран. Практика и теория большевизма. М. 1991, стр. 25).

[23] Видимо, Горький телеграфировал Будберг. В январе 1932 года она ответила: «...Поручения я всегда Ваши — исполняю. Главу Росселя — перевели, но так плохо, что я дала другому, который решил заодно перевести всю книгу — и прав, т. к. по одной выдержке из главы очень трудно судить. Скоро будет все готово...» (АГ, КГ-рзн 1-157-235).

[24] Владимирский Михаил Федорович (1874 — 1951) — нарком здравоохранения. Горький сообщил, что отправил книгу Рассела, а также, что заказал перевод последней главы, который перешлет, когда работа будет готова (АГ, ПГ-рл 8-26-2).

[25] К письму Горького приложена машинописная копия «Записки к вопросу реализации заграничных патентов А. М. Игнатьева. 21.10.31» Г. Сбарского. Хранится в АПРФ, ф. 45, оп. 1, д. 718, лл. 125 — 125 об.).

[26] В письме от 3 февраля 1932 года Г. Г. Ягода сообщал Горькому: «А знаете, Игнатьев сварил трубы, и как здорово, я все это формирую <...> сейчас подсчитаем рентабельность и, если выгодно будет, двинем вовсю... Насчет резцов дело уже...» (см.: «Неизвестный Горький». Вып. 3. М. 1994, стр. 182).

[27] Речь идет о рецензии Вл. Ходасевича «Смысл и судьба „Белой гвардии”» («Возрождение», 1931, 29 октября) на спектакль «Белая гвардия» (первоначальное булгаковское название пьесы «Дни Турбиных»), показанный в Париже «Пражской группой» — осевшими в Праге актерами МХАТа. По мнению Ходасевича, драматург относится к белой гвардии «вполне отрицательно», теза его «совпадает с большевицкою». Он только отступил от «изобразительного канона» советской литературы, по которому белая гвардия должна быть представлена как «банда извергов и мерзавцев». Личный моральный уровень его белогвардейцев довольно высок, он проявил к ним «снисходительное, почти любовное отношение». Булгаковское «мягкое» изображение персонажей было воспринято советской критикой за сочувствие белому движению. Критики «набросились» на автора пьесы, не поняв ее «подлинного смысла», который, по Ходасевичу, заключается в том, что все события показаны «как последняя судорога тонущего, обреченного мира, не имеющего, во имя чего жить, и не верящего в свое спасение». Публика ответила на резкую критику драматурга «сочувствием пьесе». Как пишет Ходасевич, «успех пьесы, направленной против врагов советской власти, силою вещей превратился в демонстрацию против самой власти».

18 февраля 1932 года во МХАТе состоялась премьера восстановленного спектакля «Дни Турбиных». Булгаков писал П. С. Попову 30 января: «...Правительство СССР отдало по МХТ замечательное распоряжение: пьесу «Дни Турбиных» возобновить» (Булгаков Михаил. Письма. Жизнеописание в документах. М. 1989, стр. 218).

[28] Горький познакомился с В. Ф. Ходасевичем 3 октября 1918 года. Ходасевич сотрудничал в редактируемой Горьким газете «Новая жизнь», заведовал в 1918 — 1920 годах московским отделением издательства «Всемирная литература», одним из создателей которого был Горький. После отъезда из России летом 1922 года жил в семье Горького (в Саарове, Мариенбаде, Сорренто). Совместно с Горьким Ходасевич редактировал журнал литературы и науки «Беседа» (Берлин, 1923 — 1925). Отношения прекратились в 1925 году из-за разногласий, возникших по поводу издания «Беседы» в СССР.

Ходасевич — автор статей и воспоминаний о Горьком.

[29] Подчеркнуто Горьким.

15

М. ГОРЬКИЙ — И. В. СТАЛИНУ

<1 декабря 1931 года. Сорренто.>

Дорогой Иосиф Виссарионович —

беседуя со мною, Вы, между прочим, подчеркнули необходимость усилить идеологическое влияние на интеллигенцию С.Ш.А. Возможно начать эту работу: одно Англо-Американское издательство[1] хотело бы выпустить на рынок книг 50 — о Союзе Советов; книги эти должны осветить все стороны нашей жизни: экономику, право, педагогику, этнографию, достижения науки, индустрии. Предполагается выпускать по 12 — 15 томов в год, в это число входит и художественная литература: романы, повести, очерки, но основой издания должна служить «серьезная литература».

Не сочтете ли Вы нужным распорядиться, чтоб ЦК — или кто иной — отобрал хотя бы штук 5 солидных книг по вопросам Советского обществоведения? Не следует ли заказать книги, которых у нас еще нет, но которые должны быть написаны? Нужна книга по вопросу охраны матери и ребенка, книга очерков о социалистическом соревновании рабочих. Впрочем — Вы лучше знаете, что надобно.

Просил бы Вас вызвать Крючкова[2] и сообщить ему Ваше мнение по этому поводу[3]. Вы проредактируете его, а Крючков пошлет мне. Нужно ковать железо, пока оно горячо.

Желаю Вам крепкого здоровья.

А. Пешков.

1.XII.31.

Беспокоит — и очень — вот какая мысль: эмигранты очень обозлились за последнее время, причина злобы: безработица, сокращение газет и особенно события в Маньчжурии, в Харбине. Особенно неистовствуют — словесно — монархисты и террористические их организации. За Вами вообще усиленно охотятся, надо думать, что теперь усилия возрастут4. А Вы, дорогой т<оварищ>, — как я слышал, да и видел — ведете себя не очень осторожно, ездите, например, по ночам на Никитскую, 6[5]. Я совершенно уверен, что так вести себя Вы не имеете права. Кто встанет на Ваше место, в случае если мерзавцы вышибут Вас из жизни? Не сердитесь, я имею право и беспокоиться, и советовать. Вообще все вожди партии и страны должны бы несколько более заботиться об охране своей жизни. Делишки развертываются тревожно, а сволочь умеет считаться с моментом. Вот предлагается ликвидировать немецкую компартию — и вообще обостряется борьба против коммунистов, а они «вдохновляются из Москвы». Сейчас убить коммуниста — спасительное дело. Особенно — большого. Так что я тут очень тревожусь за Вас. И — не один я. Дело, конечно, не в моих тревогах, а в том, что, м. б., скоро потребуется общая мобилизация сил. Очень хочется, чтоб Вы отнеслись к моим словам серьезно.

Еще раз — будьте здоровы, берегите себя. Сердечный привет всем товарищам.

А. Пешков.

Печатается по авторизованной машинописи (лл. 127 — 129). Фраза «Желаю Вам...», приписка после первой подписи, обе подписи и дата — автографы.

[1] Позже, в февральском письме 1932 года, Горький конкретнее информировал Сталина об этом издательстве, сообщив, что его представитель Рей Лонг приезжал к нему в Сорренто из Нью-Йорка «специально для переговоров об этом предприятии» (АПРФ, ф. 45, оп. 1, д. 719, л. 20).

[2] Крючков сообщил Горькому в письме от 19 декабря 1931 года: «Для англо-американцев числу к 22 декабря мне составят список книг. Список я передам И<осифу> В<иссарионовичу> для утверждения» (АГ, КГп 41а-1-33).

[3] Сталин ответил Горькому 28 января 1932 года: «Отобрать книги для Англо-Американского издательства обязательно следует, и мы это сделаем незамедлительно, о чем сообщим Вам (и Крючкову)» (АПРФ, ф. 45, оп. 1, д. 718, л. 148). Вскоре Р. Лонг предложил издать сборник «Россия сегодня». Судя по проекту договора с Горьким, который последний переслал Сталину, предисловие должен был написать Горький, Сталин — о себе и работе в партии, предполагался материал о достижениях России в 1917 — 1930 годах (там же, ф. 45, оп. 1, д. 718, лл. 26 — 27). 3 марта 1932 года Политбюро ЦК ВКП(б) постановило: «...а) Принять предложение М. Горького насчет подготовки сборника статей о достижениях СССР для американского издательства Лонга с той, однако, поправкой, чтобы срок был передвинут на середину мая...» (там же, л. 16).

4 марта 1932 года в газете «Ивнинг стандард» появилась информация о соглашении между Горьким и Р. Лонгом об издании в Америке книги Сталина, в которой он «описывает свою биографию, разъясняет свои отношения с Лениным и Троцким, объясняет причины падения Троцкого, а также откровенно высказывает, как СССР относится к Великобритании, Соединенным Штатам и Японии». По мнению газеты, издание книги накануне президентских выборов в США могло повлиять на решение вопроса о признании СССР.

14 марта 1932 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение: «Ввиду попыток со стороны Р. Лонга исказить характер договора с т. Горьким об издании сборника в целях политической спекуляции и ввиду того, что нет гарантии, что не будет выкинут Лонгом новый трюк, преследующий те же цели политической спекуляции (см. сообщение «Ивнинг стандард»), отклонить предложение Лонга, предложить т. Горькому мотивировать отказ со ссылкой на невозможность выполнить предполагаемый договор в срок, ввиду занятости товарищей» (АПРФ, ф. 45, оп. 1, д. 718, лл. 14 — 15).

В этом издательстве («Ray Long Richard R. Smith, New Jork) ни одна из задуманных Горьким книг не вышла.

[4] Возможно, Горький отреагировал на статью «О деятельности центра террористических белогвардейских организаций в Чехословакии» («Rote Fahne», 1931, 31 октября), в которой сообщалось о разного рода экстремистских формированиях белоэмигрантов в Болгарии, Польше, Румынии, Чехословакии, действующих совместно с парижским Общевоинским союзом, а через него — с французской разведкой. Террористы, утверждалось в статье, преследуют цель — «физически уничтожить» Довгалевского, Литвинова, Сталина. Статья в переводе М. А. Пешкова хранится в Архиве А. М. Горького.

[5] По этому адресу, в бывшем особняке С. П. Рябушинского, в Москве с 1931 года жил Горький (в настоящее время — мемориальный Музей-квартира А. М. Горького).



Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация