Два ангела с цитатами из книг,
На горизонте - города и горы...
Смотрели вопросительно на них
С крестов вероотступники и воры.
Речь шла о муках смертных, о слезах,
О наших покаяниях и стонах,
Но было что-то детское в глазах,
В туниках их и голубых хитонах.
Луч солнца через щель проник в окно,
И тень от них на мне остановилась,
Я чувствовал, что тайно и чудно
Она с моей рукой соединилась.
Семь зимних закатов,
Семь вьюжных февральских ночей
Крестьянки для нас не жалели
Лучин и свечей,
В холодных домах
Под гармошку губную плясали,
Стуча каблуками
Трофейных немецких сапог.
Смотрел на них с черной иконы
Таинственный Бог,
И медные ангелы
На бирюзовой эмали
В такт пляске счастливой
Худыми крылами качали.
"Я постарела и сошла с ума,
Считаю дни и думаю о смерти"...
Смеющаяся девочка в конверте
Надушенного грустного письма.
Пилотка, гимнастерка, две косы.
Мечусь, мечусь по комнате без толку,
Поставил фотографию на полку,
Нашел иголку, потерял часы.
Переходы, переходы,
Три границы, двести рек,
В наступлении от взвода
Шесть осталось человек.
От трубы и огорода
До единственного брода
По пылающей земле,
А потом окно и небо,
Бесконечная свобода,
Лампа, книги на столе.
Запах хлеба, запах йода,
Звон посуды, благодать.
Господи! Какое чудо!
Неужели снова буду
Жить и воздухом дышать?
Глупо, но факт,
Чтобы писать
Черное черным,
Белое белым,
Надо быть смелым.
Лето было наполнено грохотом пушек,
Голосами людей, говоривших не то,
Демонстрацией чувств стариков и старушек,
Политических шоу и рейсов в ничто.
Подоплеки речей, бесконечные съезды,
Мой язык заблудился в секретах земли,
А потом я забрался в глухие уезды,
Где по улицам тихие реки текли.
Две заброшенных дачи, четыре оврага,
Тюбик охры и несколько банок белил.
По утрам приходил ко мне доктор Живаго,
Размышлял о России и доски пилил.