Иосиф Бродский. Пересеченная местность.

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Пересеченная местность. Путешествия с комментариями. Стихи. Составитель и автор послесловия П. Вайль. М. "Независимая газета". 1995. 197 стр.

Теперь книги Иосифа Бродского появляются у нас чаще его новых стихов. Последняя подборка, опубликованная в "Новом мире" летом 1994 года, успела войти в 3-й том Собрания "Третьей волны"; настоящая книга стихов напечатана издательством "Независимая газета" весной года минувшего. Судя по некоторым таблицам популярности, она, появившись, заняла одно из первых мест среди "умного чтения" нашей столицы.

Видимо, дело не столько в том, что "Пересеченная местность" продолжает тематические или жанровые выборки Бродского (вспомним сборник поэм "Холмы" и рождественские стихи), сколько в беспроигрышности самого жанра путешествия. Петр Вайль, составитель, называет эти стихи "географическими". В самом деле, в основу книги, ее композиции, положен географический принцип в прямом и узком смысле: "Америка (США и примыкающая Мексика), Европа (без Италии) и Италия отдельно. Из городов первенство делят Рим и Венеция"; стихи, за некоторыми лишь исключениями, старые, ставшие почти хрестоматийными, - и все это, согласимся, еще не оправдывает выхода именно такой книги.

Оправдывает ее другое: авторские комментарии к каждому стихотворению, зафиксированные на диктофоне Вайлем и в таком, стенографическом и немного странном, виде воспроизведенные во второй части книги. Вот здесь "география" и превращается в некий витальный жанр путешествий и возвращений.

Возможно, самая свежая особенность книги (помимо радости, доставленной отличной бумагой и оформлением) - в том, что акцент здесь стоит не на исторической - набившей оскомину, видимо, и самому автору - подоплеке изгнания, а на путешествии как таковом. Что открывает возможности для многочисленных соотнесений пространства и времени, судьбы и воли, пейзажа и человека.

Все зависит от уровня прошлого, считает Бродский. Зачем возвращаться в Россию, если могу вернуться в Анн-Арбор (первое место пребывания Бродского в Америке)? Стихи "Пересеченной местности" можно разделить по этому принципу: они - или обживание нового места, или возвращение и узнавание старого. И не важно, куда ехать или куда возвращаться. Главное - комплекс переживаний, будь то: "Тело в плаще обживает сферы" ("Лагуна") или: "Я пил из этого фонтана / в ущелье Рима" ("Пьяцца Маттеи"). Главное - чувство.

В Америке - чувство нескрываемой изоляции, которое развивает противоположный отечественному, коммунальному, комплекс типа "против неба на земле жил старик в одном селе". Нью-Йорк, по признанию поэта, "мой огород. Выходишь на улицу в туфлях и в халате". И еще: Америка - это длинные вещи жизни: улицы, реки, мосты, небоскребы. А длинные вещи быстрее сообщают человеку его подлинный масштаб.

Мексиканский раздел более других географичен. Мексика - это знакомство. Это ливень, жара, нервозный 1975 год. Стихи же организованы в основном за счет строфики (скажем, в ритме танго). "Этот цикл - он настоян на разных поэтических размерах, испанских".

Англия: "Эта страна для меня чрезвычайно дорога. Прежде всего из-за языка. Из-за духа индивидуальной ответственности... дух, совершенно противоположный отечественному мироощущению".

Голландия: "Голландия есть плоская страна, переходящая в конечном счете в море". Плоскость, тоска по вертикали.

Франция: "Двадцать сонетов к Марии Стюарт" - единственное сочинение Бродского об этой стране. Да и то посвящено опять-таки шотландской королеве. Отношение к Франции во многом неприязненное. Бродский считает ее страной декоративной культуры. Хотя дл него и там есть замечательные места - они связаны более с морем.

Италия не зря выделена в особую часть книги. Стихи о ней больше прочих насыщены деталями городского ландшафта, архитектуры, что делает их порой поэтическим путеводителем. Вместе с тем они наиболее витальны и программны, будь то "Пьяцца Маттеи" начала 80-х или "Лагуна" 1973 года. "Стишок" - как его называет поэт - раскручивается вместе с желанием взять нотой выше, отсюда пафос. Самые наглядные метаморфозы времени тоже в Италии. Время воплощается в туман, в воды лагуны, в вечный город - "центр циферблата". Как замечает Вайль, "чаще всего время у Бродского отождествляется с трем материальными субстанциями, общее у которых - способность покрывать пространство. Это пыль, снег и вода". Своим обилием снег поражает в Америке, вода - в Венеции, ну а пыль - везде. К слову сказать, содержательное послесловие Вайл так и называется: "Пространство как время".

Из автокомментариев можно узнать еще много попутного: о механизме посвящений стихотворения, например; о круге знакомых поэта, мало, впрочем, задевающем любезное отечество; какие-то личные подробности, свойственные жанру интервью, из которого, однако, вычеркнуты вопросы. Кстати, особенность эта производит какое-то странное впечатление загробного, что ли, говорения - голоса ниоткуда.

Успех "Пересеченной местности" у нас - при малом (5000 экз.) тираже и дороговизне - я объясняю извечной нашей тоской по странствиям, то есть все тем же - отечественным - мироощущением. Ведь еще Чаадаев сказал, что "в домах наших мы как будто определены на постой; в семьях мы имеем вид чужестранцев; в городах мы похожи на кочевников..."; тут Бродский воплотил наши смутные чувства. Впрочем, в стихах Бродского много и российских реминисценций. Вопрос здесь не в том, что хуже, а что - лучше: автор давно считает себя жертвой географии, а не истории. Вопрос ставится только насчет возвращения. Куда - в Россию? В этом смысле Бродский не Одиссей. Но ведь и Россия - давно не Итака...

P. S. Эта коротенькая рецензия дебютанта - молодого поэта и журналиста - на последнюю, как оказалось, прижизненную книгу Иосифа Бродского была сдана в набор, а через несколько дней мы услыхали, что Одиссей окончил земное странствие, так и не вернувшись в свою Итаку.

Но с телевизионного экрана, донесшего эту весть, тут же прозвучало: "Ни страны, ни погоста / Не хочу выбирать. / На Васильевский остров / Я приду умирать". И почудилось, что так оно и есть - что поэтическое слово, слово такого поэта, реальнее жизненного факта...

И. Р., С. К.