Спешу пояснить: автор настоящих строк — профессиональный историк и абсолютный дилетант в области постмодернистской литературы. Потому прошу читателя рассматривать мои рассуждения по поводу текста рецензируемой книги как научно обоснованные в части тех или иных исторических персонажей или реалий и совершенно произвольные в сфере проблем публикации постмодернистских романов. Оговорюсь, что под текстом я понимаю не итальянский первоисточник, но именно этот, вышедший в Киеве в издательстве “Фита” “переклад з iталiйськоп (росiйською мовою)”.
Перевод этот анонимен[2] — имя автора нигде не значится. Возникает три гипотезы: типографская ошибка, пиратское издание либо — здоровое чувство стыда профессионального переводчика, не желающего ставить свою фамилию под некачественным переводом. Принимаю — чисто интуитивно — третью гипотезу.
В чем я вижу некачественность перевода? В целом перед нами вполне добротный русский текст. Выражения типа: “Мы, наверное, больные на голову” (стр. 233) — весьма редки. Другие — уже не литературного свойства — огрехи можно объяснить типографскими ошибками и невнимательностью редактора и корректора (кстати, их имена также нигде в книге не значатся — что, им тоже стало стыдно?). Так, на Борнео живут малайцы, можно сказать — малайзийцы, но не малоазийцы (стр. 84) — те находятся на другом конце континента, на полуострове Малая Азия, где расположена Турция. Не было такого государства — “Итальянская социалистическая республика” (стр. 379), была — Итальянская социальная республика во главе с Муссолини, марионеточное государство, созданное немцами в 1943 году, после того как король отстранил дуче от власти и Италия вышла из войны.
Но есть и явные ошибки переводчика. Невесть откуда появляется некий “придворный избранник” (стр. 228). Из текста ясно (но ясно лишь специалисту), что имеется в виду тот, кого на латинский лад именовали палатинский (или палатинатский) электор (но электор — все же избиратель, а не избранник), на немецкий же — курфюрст Пфальцский. Курфюрсты — высшие князья средневековой Священной Римской империи германской нации — обладали исключительным правом избрания императора (трон Империи на всем протяжении ее существования замещался, хотя бы в теории, по выбору, а не по наследству). Пфальц — княжество в Германии (ныне — земля Рейнланд-Пфальц в ФРГ) — производит свое название от онемеченного латинского слова “Palatium” (первоначально — холм в Риме, затем — императорский дворец, так как он находился на этом холме, потом — императорский двор, а также дворец вообще; отсюда ит. palazzo, фр. palais, англ. palace), ибо Пфальц, до того как стать самостоятельным княжеством, был территорией, принадлежавшей лично императору, дворцовым имуществом. Хватает и иных ошибок. Например, кто такой Филипп Равноправный (стр. 491)? Существовал Филипп Эгалите, герцог Орлеанский (до кончины своего отца — герцог Шартрский), принц крови, во время Французской революции ставший ярым якобинцем, отказавшийся от титула и принявший фамилию Эгалите (фр. Равенство), голосовавший за смерть своего родича-короля и все же попавший на гильотину. Принято в отечественной литературе говорить не ландграф де Хессе, а — Гессенский (стр. 211 и др.). В ряде случаев переводчик не знает персонажа, о котором идет речь, и потому именует его как придется, исходя из огласовки имени на английский или французский лад. Имя византийского еретика IX века — в латинской транскрипции греческого алфавита Chrysocheir — звучит как Хрисохир, а не Хризошейр (стр. 451). Фамилия знаменитого голландского физика, создателя теории маятника — Huygens, в России традиционно передается как Гюйгенс, можно правильнее, с точки зрения норм нидерландского произношения, — Хлйгенс, но никак не Хьюгенс (стр. 534).
Впрочем, диапазон книги Эко простирается, как сказано в аннотации, “вiд Моцарта та Ейнштейна до Наполеона, росiйськоп царскоп охранки, Сталiна та Гiтлера, вiд знарядь тортур (укр. орудий пыток) до Ейфелевоп вежi та компьютерiв IВМ”. Потому переводчику позволительно кое-чего и не знать, например, того, что Вселенский Собор католической Церкви происходил в 1311 — 1312 годах не в Вене в Австрии, а во Вьенне в Южной Франции (стр. 122), тем более что названия этих двух городов в итальянском (и ряде других европейских языков) совпадают, и ту же ошибку совершила блистательный переводчик “Имени розы” Е. Костюкович. Другое дело, что переводчику должны были указать на ошибку редактор либо научный консультант.
А вот иные ошибки можно объяснить только, мягко говоря, торопливостью переводчика, которому некогда было осмыслить переведенное, ибо, конечно же, реалии ему хорошо известны. Разумеется, он знает, что апостол Павел обращал два свои послания к фессалоникийцам, а не фессалонянам (стр. 96); что, в соответствии с отечественной традицией, следует говорить “князь мира сего”, а не “принц этого мира” (стр. 217), “Вавилонская блудница”, а не “Проститутка Вавилона” (стр. 165); что вряд ли тамплиерам вменялось “раскаяние по пятницам” (стр. 99), так как итальянское слово “penitenza” здесь безусловно означает акт церковного покаяния, и т. д. и т. п. Даже если отвлечься от религиозной лексики, председателя Мао не стоит называть президентом (стр. 148), хотя бы по-итальянски обе должности и назывались одинаково — presidente; знаменитое, не забытое, увы, доныне произведение, опубликованное С. А. Нилусом, называется все-таки “Протоколы Сионских мудрецов”, а не “Протоколы Мудрецов Сиона” (стр. 555).
Но все эти, говоря на современном сленге, “проколы” заметны лишь при пристальном чтении (впрочем, как еще читать Эко?). В глаза бросается иное: перевод “голый”. Поясню, что я имею в виду. Во-первых, переведено только и исключительно то, что написано по-итальянски. А ведь роман Эко просто переполнен отдельными словами, названиями разнообразных книг и трактатов, обширными цитатами, высказываниями персонажей на английском (в том числе староанглийском), французском (в том числе старофранцузском), испанском языках, на латыни и даже на иврите. При этом отрывок из писаний известного каббалиста Исаака Лурия не только приводится по-древнееврейски, но и воспроизведен еврейским алфавитом, неизвестным подавляющему большинству населения России, даже и обладателям пресловутого “пятого пункта”. Так что читателю придется либо обложиться словарями, либо махнуть рукой и читать только по-русски, испытывая беспокойное чувство того, что он пропустил нечто важное. Указанная “нагота” местами даже излишняя. В русский язык давно вошло из компьютерного лексикона слово “файл”, так что нет ни малейшей необходимости на протяжении всей книги транслитерировать его на латинице — file. Не нужно название знаменитого рыцарского романа немца Вольфрама фон Эшенбаха писать по-немецки — “Parzival” (стр. 167), пусть по-итальянски имя Парцифаль и звучит иначе (при этом название знаменитой марки виски приведено по-русски, но почему-то “Баллантин”, а не “Баллантайн” — стр. 63 и др.).
Во-вторых, “обнаженность” перевода проявляется еще в одном — он начисто лишен каких-либо комментариев. Предположим, читатель правильно переведет с французского “pieds noirs” (стр. 116) как “черноногие”. Но знает ли он, что так назывались французы — уроженцы колоний, на которых жители метрополии и чиновники колониальной администрации смотрели как на не совсем полноценных французов и которые в большинстве своем, мучаясь от социальной ущемленности, стремились любым путем утвердить свое превосходство над “грязными туземцами”? (Дорогой читатель! Тебе это ничего не напоминает?) Читатель выяснит, что название неоднократно упоминаемого алхимического сочинения Михаэля Майера “Atalanta Fugiens” (стр. 36 и мн. др.) переводится с латыни как “убегающая Аталанта”. Ну и что? Кто такая Аталанта? Почему она убегает? Что за личность Михаэль Майер? О чем эта книга вообще? И т. д. и т. п. Боюсь, что читателю самому, без помощи комментатора, не разобраться в алхимии, каббалистике, языческих культах бразильских негров и многом, многом другом. Интеллигентный читатель сразу уловит в словах: “Ты хотела бы, чтобы Лютер поместил в свой герб пылающую жирафу или расплавленные часы?” (стр. 224) — намек на Дали. Но круг чтения этого интеллигента, скорее всего, таков, что, разбираясь в творчестве Дали, он зато понятия не имеет, что Сэм Спейд (упомянутый на стр. 38 и мн. др.) — это частный сыщик, персонаж “крутых” детективов Д. Хэммета. И никто, за исключением историков-античников, не знает, кто такой Аттал I и зачем он вступил в антимакедонский союз (стр. 333). А ведь намеки, аллюзии, имена, даты, факты рассыпаны по всей книге Эко, встречаются на каждой странице, образуют художественную ткань “Маятника Фуко”.
Так что детище издательства “Фита” требуется хорошо отредактировать, доперевести, тщательно прокомментировать — словом, “одеть”, чтобы любой, взявший в руки “Маятник Фуко”, смог полностью погрузиться в мир этого спорного, может быть, и не лучшего (для Эко), но все же замечательного постмодернистского романа.
P. P. S. (то есть постскриптум к постскриптуму). Я поставил точку, перечитал написанное — и вдруг... Я, дилетант, задал вопрос себе, профессионалу: а требуется ли? Нет, конечно, проверка имен, терминов — необходима. Но перевод неитальянских текстов, но комментарии? В конце концов, переводчик-аноним вполне точно передал текст: где там по-итальянски, тут по-русски, а где на латыни — извините. Эко не переводил, и мы не будем. И поясняющих примечаний никаких. Как автор задумал, так и сделано. Можно, разумеется, счесть, что итальянский читатель “Маятника Фуко” более образован, нежели русский. Да, он, конечно, не спутает “социальную республику” с социалистической — это его история, но ведь о Нилусе мы знаем поболее его. Да, он — предположим — лучше нас владеет английским или французским, но ведь не древнееврейским же? Да, он — благодаря близости языков — без перевода поймет, что значит “Atalanta Fugiens”, но чтобы он читал эту книгу или хотя бы слышал о ней — не поверю. Как не поверю и тому, что средний интеллигент-итальянец хоть что-либо знает об Аттале I или бразильской умбанде. Значит, автор и не собирался ничего объяснять. Для него, наверное, важнее любой конкретики было, чтобы у читателя возникло ощущение некоего знания, огромного, всеобъемлющего, неохватного и вместе с тем явно подлинного — ведь что-то этот читатель слышал и знает. И перебивка языков отсюда же — что-то понял точно, что-то приблизительно, о чем-то догадался, что-то осталось абсолютно непонятым. Каждый читающий что-то узнает, что-то нет — все знает только автор. И он — как и полагается подлинному постмодернисту — является богом-демиургом космоса-романа. Форма подачи им текста абсолютно — на то он и бог — адекватна содержанию: книга повествует об эзотерическом знании, открытом только посвященным, более того, до конца неизвестном и им, о тайне, великой тайне, существующей и несуществующей одновременно. Значит, не нужны ни переводы с неитальянского, ни примечания.
P. P. P. S. (то есть постскриптум к постскриптуму постскриптума). И опять я поставил точку, и опять перечитал, и опять задал вопрос, но уже я-профессионал мне-дилетанту: “А ты сам? Ведь призвал на помощь всю эрудицию специалиста, рылся в книгах, энциклопедиях, словарях, в том числе иностранно-русских. Значит, стремился понять все, каждый факт, каждый намек?” Да, каюсь, так оно и было. А почему читатель должен желать иного? Может, он тоже хочет все знать? Раздираемый противоречивыми чувствами, я заколебался и наконец решил: первую часть своего сочинения (собственно постскриптум) объявляю тезисом, вторую (постпостскриптум) — антитезисом, третью (постпостпостскриптум) — синтезом. И заявляю: “Дорогой читатель! Если ты истинный постмодернист, если атмосфера романа, атмосфера игры, но игры серьезной, вдумчивой, тебе дороже приземленной фактографии, которая может лишь разрушить arcana sacra (оставляю без перевода), то читай, пусть и сожалея по поводу “ляпов” зконспирированных переводчика и редактора, киевское издание “Маятника Фуко”. Если же ты, подобно автору этих строк, жалкий позитивист и ценишь точное знание более, нежели щекочущее ощущение чего-о сокрытого, то подожди другого издания, исправленного и откомментированного”.
Дмитрий ХАРИТОНОВИЧ.