Семи планет сияние

Дуб, от множества годов сутулый,
Слушать с упоением готов
Самолетов эллинские гулы,
Русские глаголы поездов.

Утро хорошо на полустанке,
А весной особенно светло
Небо голубое, как с изнанки
Голубя вспорхнувшего крыло.

Ночью столько шорохов и звонов,
Быстро вспыхивают светляки,
Окна убегающих вагонов,
Звездочек живые угольки.

Не стареть бы, не слабеть, не сохнуть,
А дышать, и думать, и смотреть,
Вдруг от грома вешнего оглохнуть,
С молнией сгореть.

Я помню давний летний день,
Он странно угасал,
Ему как будто было лень
Свой торопить финал.

А кукурузные поля
Свой изменили цвет,
Казалось, море и земля
Удерживали свет.

Ты молча рядом шла со мной,
В моей — твоя рука,
Но от меня в тиши степной
Была ты далека.

Так далеки от нас племен
Исчезнувших слова
Иль, может быть, забытый сон
Чужого существа.

Сказано все, — что же мне говорить?
Роздано все, — что же мне раздарить?

Пройдено все, — так зачем же иду?
Явлено все, — так чего же я жду?

Дай мне приют, чтоб добраться к себе,
Дай немоту, чтоб сказать о Тебе,

Дай мне оглохнуть, чтоб слушать Тебя,
Дай мне ослепнуть, чтоб видеть Тебя.

Небосвод неведомой расцветки
Обливает, дряхлый водонос,
Судорожно скрученные ветки
Обреченных гибели берез.

Знаю: будет, как в былые годы,
Шар земной вращаться на оси,
Будут всех деревьев жить породы,
Но берез не станет на Руси.

Будут в предприятиях удачи,
Но уже, предчувствуя распад,
Птицы станут вить гнездо иначе,
Матери иных детей родят.

То жилье, что больше всех гостиниц,
Явственно изобразил пером
Тот орлиноносый флорентинец,
Что вожатым важным был ведом.

И когда тебя косою скосит
Та, что поджидает нас всегда,
Черный ангел у тебя попросит
Жалости в день Страшного суда.

Как же будет удивлен вожатый,
Если возвратишься ты назад,
Черный ангел, ужасом объятый,
Вновь увидит свой знакомый ад.

Я отверг свою молодость, книги, богов изваянья,
Приношение жертв, именитый родительский дом,
Чтоб того отыскать, кто единый источник дыханья,
Я отправился в странствия долгим и тяжким путем.

Я блуждал по большим городам, по глухому безлюдью,
Мне встречались рабы и владыки, жнецы и жрецы,
И блудницы, и матери, деток кормившие грудью,
И больные проказой, безумные и мудрецы.

Я сравнялся с песком, с палым зернышком, с мертвым шакалом,
Ибо стать я стремился никем, и ничем, и ничьим,
Словно пьяный погонщик волов на дворе постоялом,
Стал слепым среди зрячих, среди говорящих — немым.

Я домой, изможденный, седой и счастливый, вернулся.
Прах родителей, с плачем сожжен, скрылся в Ганге, на дне,
Но, как юноша, слугам испуганным я улыбнулся:
— Тот, кого я искал, — не напрасно искал, он во мне.

Утро возгласом извечным
Возвестил петух,
И на хуторе заречном
Огонек потух.

Мутная река в апреле
Пахла холодком.
Как мы рано постарели,
Сделавшись полком!

Вот машина полководца
Стала у бугра.
Кровь детей твоих прольется,
Мать-земля сыра.

За тебя — на дно и в пламя.
Кровь тебе нужна.
Смерть пройдет. Пребудут с нами
Боль, печаль, весна.

Для стихов в нашем каменном веке,
Кроме Леты, все высохли реки,
Мышья серость бежит вместо серн,
Вместо музыки — скарб безвозмездный,
Но какой же заменит модерн
Упоенье над гибельной бездной
И мгновенье, внушенное Керн?

Нет у нынешних греков Гомера,
Звук Верлена заглох без размера,
На Руси бытом сделалось зло.
Кто выходит один на дорогу?
Нам ли больно теперь и светло?
Кто средь бури услышал тревогу?
И сомненье кому тяжело?

Машин не умолкает гонка.
На площади у синема
Мальчишка продает котенка,
Притом недорого весьма.

Листочки, голуби, окурки,
И рядом пруд, а у него
Выглядывает из-под куртки,
Дрожит живое существо.

Зачем я время трачу даром?
Часы бегут. Пора мне в морг.
Мой пепел может стать товаром,
Я тоже начинаю торг.

Умелец с делом справится, и станет мир светлей.
В серебряном светильнике зажгутся семь свечей,

Украшенных короною, где справа добрый лев,
А слева оперением орел сверкнет, взлетев.

Убьют седого мастера со всей его семьей.
Фельдфебель в кофре вывезет изделие домой.

На этом не кончается короткий наш рассказ.
Светильник уворованный, однако, не погас.

Семи планет сияние открыто для очей, —
То семь свечей светильника, серебряных свечей.

Неестественный грохот орудий,
Подымается въедливый дым.
Порешили безумные люди,
Что легко умирать молодым.

Льет скала свои громкие слезы,
С гневным шумом река потекла.
Мертв пастух. Разбегаются козы.
Вторит древнему гулу угрозы
Колокольчик на шее козла.