ЗВЕЗДЫ, КАМНИ, РЫБЫ

Город невероятен —
Бурый Будда бензинов,
Буйство солнечных пятен, Запах лип и резины.

И за городом — ясно,
И над речкою — сыро.
Мы — текучая плазма
До рождения мира.

Стая птиц пролетела,
Отражаясь в затоне.
Как плывет твое тело
На оранжевом фоне.

Как размыты блистаньем
Эти бедра и плечи
На пределе сознанья
В бездне нечеловечьей.

Мы доверились травам,
Катакомбам, обрывам
До грядущего трала —
Звезды, камни и рыбы.

Понятья, правила, уставы...
Скрипят рассудка костыли.
Из-под земли курлычут травы,
Щебечет облако в пыли.

В изломах радужного блеска,
Смыкаясь, прячет косогор
Перебеганье перелеска,
Гусиный перелет озер.

И в камня тишине горбатой,
Лежащего на мостовой,
Пылают хвойные закаты,
Прокатывается волчий вой.

Как семя, праздничные числа
Растут в утробе черных числ.
А мы упорно ищем смысла,
Не зная, что такое смысл.

Мы пленники мира, но все же
Как вечен порыв из оков —
Реликтовый отсвет на коже
От сосен и от облаков!

И если граница — воочью,
Как сладко нас манят за ней
Осенние сумерки почвы
С ночным обмираньем корней!

И тут не поправить речами
Слепые уклоны дорог.
Слова — только вздохи молчанья,
И только молчание — Бог.

В пыли, на рваной борозде,
В пластах и недрах недорода
Свивается лицо урода
В розовощекой наготе.

В его руках порхает сеть,
Он добрый, он сулит спасенье,
Но чтоб изведать воскресенье,
Нам тоже надо умереть.

В блаженство переплавить злость,
Чтобы вокруг росло и длилось,
Мычало, блеяло, доилось,
Что прежде родиной звалось.

И там, куда глаза глядят,
К живой тоске утроб не глухи,
На запах крови и сивухи
К нам с неба ангелы слетят.