«Играя в игру, нужно знать правила, иначе какая в ней радость», — вспомним Уистена Одена.
Впрочем, он же говорил, что мессу лучше всего слушать, не зная языка.
Применительно к опытам литературного перевода — это не только уважительное следование правилам, чуткость к ритмам оригинала и его формам, но и воссоздание портрета, налаживание такой взаимосвязи с автором и эпохой, когда уже почти виден его костюм или сюртук, а на столе среди рукописей — долговая расписка.
Подстрочники, присланные мне филологом Андреем Базилевским[1], походили на сон, сильно растянутый во времени: начиная от текстов Йована Пачича времен Пушкина и Гёте до стихотворений почти нам современного поэта и драматурга Бранислава Нушича, чьи комедии «Госпожа министерша» и «Доктор философии» до сих пор популярны в России.
Этот сон вместил в себя несколько весьма бурных балканских эпох: их душистые южные ночи, старинные замки и тюрьмы, таверны и аристократические залы, страшные битвы и интриги авантюристов, а также непременную тему любви и смерти поэтов от чумы, испанки, от ран или от старости.
Широко обобщая: эта поэзия — часть культуры, возникшей на пространствах старых римских провинций и Византии, дальней части Средиземноморья, в контексте сложной цивилизационной и культурной идентичности разных народов, находящихся «между Востоком и Западом»; пусть и обособленности среди мощных культурных пластов, но — части, неотделимой от целого. «…Прежде всего, бросается в глаза в искусстве средиземноморской культуры объединительное состояние больших основных масс. Нет дробности, мелкоты чувств, нет рукоделия по кусочкам», — так писал Роберт Фальк, художник, очень чуткий к поэтическому слову.
Поэты разного облика, нрава и темперамента жили в некоем «объединительном состоянии» и в очевидном литературном содружестве.
Сон-подстрочник Милорада Поповича Шапчанина свидетельствовал: «Должно быть, это Солнце — / Громадной бочки дно, / А бочка полна вина, / Вот дно и сияет…»
Йован Суботич, разглядывая небо в своем поэтическом сне — подстрочнике жизни, — заметил веселых и, должно быть, замечательно шумных в хороводе девушек: «А красивы-то, ей-ей, / И милы, и молоды, / Любая у тебя, едва её заметишь, / Сердце украдёт».
Умерший довольно рано Бранко Радичевич видел в небе иные, безрадостные картины, о которых его подстрочник оповещал с интонациями реквиема: «Солнце ли это, с тех пор как оно сиять перестало? / Почему оно так хмуро на меня глядит, / Так холодно, что у меня сердце леденеет? / Время ли — то, что остановилось, / Что не движется, что свернулось, / Как змея, на моей груди?..»
Тех, кто представлен здесь поэтическими переводами, объединяют культура, язык, история, философия и религия. А также понятные каждому из них образы: смешливые небесные девушки, боевые атаки, светлый круг Солнца и, наконец, утренняя лесная фиалка, рождение и присутствие которой всегда чувствует поэт.
Йован Пачич
Сновидения
О сон, нисходящий с небес в непроглядную ночь,
Ты силы даёшь всем, кто болен, устал и страдает,
И сладость твоя утешает их и исцеляет.
Но сможешь ли мне, горемыке, ты тоже помочь?
Во сне нет ни горечи, ни сожалений.
И сердцу спокойно, и вольно, и мирно в груди:
но только попробуй его невзначай разбуди,
так сразу сожмёт его ярость и скорби сомнений.
Слети, тихий сон! И раскинь свои тёмные крылья.
Видение милой моей принеси, подари.
Могущество сна я сравню с волшебством провиденья.
Пусть с милой лишь в грезах счастливым и был я,
но там не встречал я преграды до самой зари —
прошу, повтори чудеса, помоги, сновиденье!
Кавалерийская атака
Радость в час жестокой битвы —
засверкали сабель бритвы,
глас трубы зовёт.
Ветер знамя раздувает,
барабанщик дробь играет —
к подвигу ведёт.
Ветераны нам примером
как гордиться бранным делом.
Вид красив и строг.
Грохот пушек, залпы ружей,
наступаем споро, дружно —
то врагу урок.
Слышит враг, как лес и горы,
будто в грозовую пору —
от громов дрожат.
Видит враг, что нет пощады.
В этой битве небывалой
мы сильней стократ.
Восхитимся мы победой,
славой, что знавали деды.
А высокий слог
нам для песни хором, братья,
после дружеских объятий:
ныне с нами Бог!
Йован Пачич (1771 — 1849). Сербский поэт, переводчик, художник. Первым перевел на сербский язык произведения Гёте. В молодости вступил в гусарский полк австрийской армии, принимал участие в нескольких сражениях против французов, был серьезно ранен. Автор любовной, философской и патриотической лирики, элегий и эпиграмм. Большинство книг Пачича иллюстрировано автором.
Йован Суботич
Облака
Знаешь ли, куда хотел бы
я сегодня устремиться?
К облакам легчайшим в небе
полететь хочу, как птица.
Там, где ветер нежно вьётся,
там, где день лазурный длится, —
кто-то пляшет и смеётся,
кто-то весело кружится.
Всем скажу, что там — напевы
милых девушек смешливых,
что им нравится на небе
в хоровод вставать незримый.
Так прекрасны, что у сердца
стук негромкий замирает.
Так чудесны, что дыханье
моё вовсе прерывает.
Гибких крыльев не дано мне,
хоть душа моя легка.
Если б были — то взлетел бы
прямо в небо, в облака!
Йован Суботич (1817 — 1886). Сербский поэт, прозаик, драматург, журналист, редактор, политик и юрист. Доктор философии и доктор права, член Сербской академии наук и искусств. Член сербского литературно-научного и культурно-просветительского общества «Матица сербская», в 1842 — 1853 гг. редактировал его печатный орган журнал «Летопис Матице српске». Начинал как поэт-романтик, впоследствии обрел популярность как автор национально-исторических драм.
Бранко Радичевич
Жалоба
Днём назову ли я сумерек пору?
Солнца не вижу. Мне верить ли взору?
Если и выглянет — хмуро глядит,
Сердце жестоко моё леденит.
Время ль неспешной холодной змеёй
Движется медленней — вместе со мной?
В кольца свернулось, не хочет огня,
Остановило в дороге меня…
Полем иду, но земля подо мной
Глухо гудит в пустоте гробовой.
Слышал сейчас, будто кто-то позвал…
Да, я иду!.. Но зачем же я встал?..
Бранко Радичевич (1824 — 1853). Сербский поэт. Изучал право и медицину в Вене. Представитель сербского национального возрождения. Писал так называемым народным языком, используя реформированное правописание, был сторонником идей лингвиста и педагога Вука Караджича (1787 — 1864), который инициировал «Венское литературное соглашение» о единстве сербско-хорватского языка. Стихи Радичевича не соответствовали принятым в его время консервативным нормам и были запрещены в Сербии. Только после смерти автора его поэзия получила признание.
Милорад Попович Шапчанин
Бочка светлого вина
Белый круг сияет Солнца —
бочка светлого вина.
У неё не видно донца:
до краёв вином полна.
Пусть моё предположенье
вам покажется смешным,
я сужу: вина броженье
есть и в небе, и под ним.
Брызги звёзд — из золотого
и хмельного Солнца круга,
ну а рядом молодого
Месяца дуга из дуба.
В дивной бочке деревянной
винной влаги очень много —
так сужу, весёлый, пьяный
и к себе не очень строгий.
Под хмельным простором неба
сделал вывод я несложный:
что вина там много, други!
Всё испить его не сможем!
Милорад Попович Шапчанин (1841 — 1895). Сербский поэт, прозаик, драматург, театральный деятель, педагог, редактор и переводчик. Реформатор сербского образования. В 1877-м и в 1880 — 1893 годах — художественный руководитель Национального театра Белграда. Автор популярных поэм, драматических произведений, комедий (в т. ч. переделки повести Пушкина «Барышня-крестьянка» — «Господjица као селянка»), рассказов и образовательных учебников. Член Сербского ученого общества и почетный член Сербской академии наук и искусств.
Петар Кочич
Весенняя песня
С влажных полян усталой земли
вот уже сдвинулся снежный покров —
так начинается время весны,
лик её весел, и ярок, и нов.
Синее небо вмещает так много:
солнечный свет, нашей песни звучанье.
Шире становится в поле дорога —
неотвратимо весны ожиданье.
Звонкий ручей, как мальчишка задорный,
весело пляшет, дурачась, играя
— там, где в траве, среди ровного луга,
утром фиалка раскрылась лесная.
Всё, что под небом сейчас расцветает,
нянчит природа, баюкает нежно
— по-матерински обняв, вспоминает,
как было страшно под рубищем снежным.
Друг мой, и ты мне недавно сказал:
так же и мы возрождаемся снова.
Ты меня в храм тот пречистый позвал,
где зацветает венок наш терновый.
Будет свободой увенчан народ.
Мрак ненавистен, и свет долгожданен.
Пусть он воспрянет и вновь запоёт —
только тогда моё сердце оттает.
Но не сейчас.
Видно рано, мой друг!..
Нет утешения нам без свободы.
Даже весны очарованной сила
не разорвёт у народа оковы…
* * *
Мне голову склонив на грудь,
ты плакала, как плачут дети,
— волос твоих душистых сети
упали на лицо. Забудь
про слёзы эти. Навсегда
отдал любовь — она вернулась.
Теперь кольцо любви замкнулось.
Молчала ты.
Я ж слышал: «Да».
Ручей
Ручей утих заснул
и мельница заснула
когда метель зимой
им в души заглянула
для них настала ночь
без звука ледяная
и камешки толочь
ручью нельзя до мая
бежать и петь смеясь
ручью не хватит силы
пока в лесах зима
постоя попросила
он снова зашумит,
и ветер ароматный
сквозь стужу пролетит
вернёт весну обратно
пусть лёд ручей сковал
и серебра живого
не видим сквозь хрусталь
печального убора
жива его душа,
и живы мы надеждой
что справимся с зимой
и станем крепче прежних
и я в улыбках майских дней
забуду мрак ненастья!
придёт дочь мельника к ручью —
моя любовь и счастье…
Петар Кочич (1877 — 1916). Сербский и боснийский прозаик, драматург, поэт, общественный деятель. В историю сербской литературы вошел как выдающийся новеллист и сатирик. Один из самых видных деятелей сербской литературы начала XX века. Изучал славистику в Венском университете. Жил в Сараево, в конце жизни — в Белграде. Активный политик, выражал радикальное несогласие с австро-венгерской оккупацией своей родины. Преследовался австро-венгерскими властями, подвергался арестам и заключению. Творчество и деятельность Кочича повлияли на целое поколение боснийских интеллектуалов, среди которых был и будущий нобелевский лауреат — югославский писатель Иво Андрич (1892 — 1975).
Бранислав Нушич
Тем, кто лишается сил
Видишь, как облако по небу мчится,
Глянь, как волна на протоке струится, —
так же и юность летит.
Только мгновенье — и молодость гаснет,
жизнь исчезает, но слёзы напрасны,
старость о прошлом молчит.
Если надежды, желания, счастье —
всё истончилось, как радость в ненастье,
если и друг подзабыл —
что ж, уходи, не ищи состраданья!
В мире цветущем не будет признанья
тем, кто лишается сил.
Жизни стремительной ярко волненье.
Только вначале бесценно кипенье —
радуйся, пой и ликуй!
Ну а потом не ропщи и безмолвствуй…
Книги-судьбы своей высохший остов
детям в забаву даруй.
Бранислав Нушич (1864 — 1938). Выдающийся сербский писатель и драматург, театральный деятель, публицист, поэт. Член Сербской академии наук (с 1933 года). Учился в университете города Граца (Австрия), затем получил юридическое образование в Белградском университете. В течение более чем полувекового творчества создал сатирические комедии, сыгравшие особую роль в истории югославской драматургии и театра. Исторической драме «Князь Семберийский» высокую оценку дал Лев Толстой. Автор нескольких романов, десятков пьес и множества рассказов и фельетонов. В России произведения Нушича издаются с 1903 года, в т. ч.: «Избранное» (1956; 1988 в 3 т.). В СССР по пьесам Нушича спектакли ставили ведущие театры страны, они и сейчас идут на наших театральных сценах. Из последних: «L’amour по-сербски» (СПб., театр «Буфф»).
Пискарева Татьяна Вячеславовна родилась в Москве. Поэт, эссеист. Окончила факультет журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова. Публиковалась в журналах, альманахах и антологиях. Стихотворения переведены на сербский и китайский языки. Живет в Москве и Санкт-Петербурге. В «Новом мире» публикуется впервые.
[1] Автор подстрочников — ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН, доктор филологических наук, профессор, специалист по польской и сербской литературе Андрей Борисович Базилевский (1957 — 2019).
В последние годы жизни он работал над составлением комментированной антологии «Сербская поэзия X — XIX веков». В 2017 году А. Базилевский опубликовал в журнале «Prosōdia» свои переводы «Из классической сербской поэзии», оговорившись: «Сербская поэзия представлена в основном стихами тех, кого принято называть авторами второго-третьего ряда. Их вдохновением также творилась словесность нескольких эпох — без них плоть ее была бы не так осязаема, здание национальной культуры не так прочно. Перевод выполнен с языка, который в последние годы перестал именоваться сербско-хорватским, хотя чем дальше в глубь веков — тем более оснований считать его таковым…» <https://magazines.gorky.media/prosodia/2017/7/iz-klassicheskoj-serbskoj-poezii.html>;.
В 2017 — 2018 годах, по предложению А. Базилевского, Татьяна Пискарева переводила стихи балканских поэтов — сербов разных столетий, молитвенную поэзию далматца XVI века Николы Димитровича, лирику хорвата и генерала австро-венгерской армии Петара Прерадовича (1818 — 1872). Среди экзотических фигур — причисляемый к хорватской литературе венецианский албанец (писавший на нескольких языках, включая сербский) — поэт, прозаик и авантюрист Стефан Занович (1751 — 1786).
В настоящей публикации представлены некоторые из тех авторов, переведенных Т. Пискаревой (ею же подготовлены и биографические справки о поэтах), которых без колебаний можно причислить к сербской ветви балканского стихотворчества XIX — XX веков.