Город-городок

1

 

По улице Ленина,

Переименованной своевременно

В Садово-Липовую аллею

Хожу-брожу,

Себе места не нахожу,

Обо всём жалею.

Всё теперь здесь чужое,

Родное — чужим,

Моего ничего не осталось.

Сердце моё, аварийный режим —

Нам на милость данная малость.

Здесь поставить бы точку,

Вернее, печать.

Зачеркнуть бы всю строчку,

Да сначала начать —

От угла Партизанской до Октябрьской угла —

Я и раньше хотела,

Да не смогла.

Было время двуликое: или — или

И меня в сердцевине меж тем забыли.

В некоем городе-городке,

Задыхающемся от пыли,

Где деревья накоротке

С нами не были-были.

Где быстрее вертелась земля

И слетела с катушек,

Там сплошные шумят тополя,

Так что ты послушай.

Ты послушай про те тополя

И не надо ля-ля.

 

2

 

Наш дом стоит наискосок.

Он сам и низок, и высок —

В одном крыле три этажа, в другом — четыре.

И замирая, и дрожа

Впотьмах спускается душа,

Нет света ни в одной квартире.

Ночь глубока. Душа, держись

За хлипкие перила,

Не то ты свергнешься во тьму,

Неведомую никому.

А мама говорила...

 

 

3

 

В нашем дворе было всё, что для жизни нужно:

Песочница, голубятня, сломанная карусель,

Бабушки на скамейках семечки щёлкали дружно,

Парочка сумасшедших и прочая канитель.

Общие мамы и тёти

Днём были на работе,

Вечером возвращались, общих делили детей.

Весь этот табор цыганский

На Заводской-Партизанской

Плыл в направлении неба без особых затей.

Так ли сверчки сверчали,

Как обещали вначале?

И в домино стучали,

А иногда — в лото.

Жили себе, поживали,

Воздух сухой жевали,

Но вот, что было странно — не умирал никто.

 

 

4

 

Вольный ветер степей!

Хочешь ешь его, хочешь — пей.

Станешь с ним одним заодно,

Если так тебе суждено.

Чтоб во времени настоящем

Грозно рыскать по чащам-хащам,

Чтобы гривы трепать коней,

Возводить сады из камней.

А затем, чтоб сменить пластинку,

Под иглу подложить картинку,

Чтоб по кругу солнышко пело,

А душа чтоб вернулась в тело,

Сделав телу ещё больней,

И оно бы смирилось с ней.

 

 

5

 

О, это гиблое место с названьем реки!

Как же дорожки к тебе и кривы, и окольны.

Волны твои алкогольны, берега — далеки

И приносимые жертвы весьма добровольны.

Что тебе снится, Аврора, не Северский ли Донец?^[1]

Место, которое я в своём сердце отмечу.

На перекрёстке узнал меня вдруг мой отец,

И пригласил в ресторан, чтоб отпраздновать встречу.

Было мне десять, когда он оставил наш дом.

Нынче же мне восемнадцать, и я не забуду,

Как мы сидим, как мы с ним на сближенье идём

Под виноград, винегрет и горячее блюдо.

Вышла из мрака с перстами, и что же она

Видит — прожжённая скатерть, разбитая чашка?

Лучше б ты дома сидела одна у окна,

Что ты забыла на том перекрёстке, бродяжка?..

Папа ушёл уже дважды, кто знает куда?

Где он, зачем он и с кем — до сих пор непонятно.

Не потемнеют со временем ведь никогда

Нашей семейной истории белые пятна.

 

 

6

 

В доме нашего детства

Негде спрятаться, некуда деться.

Из кухни в гостиную — два глотка.

Пройдено. Продано с молотка.

В дальней комнате угловой

Укрывались мы с головой.

На стене, на голой её спине,

На расправленной простыне

Так давным-давно,

Что темным-темно,

Нам крутили кино.

Но иные забавы теперь в чести,

Заложили птенцы гнездо.

Так что в общем ты, простыня, прости

И забудь то, что было до.

До последнего часа часы идут

По склонённым по головам,

И признать приходится то, что тут

Рады будут уже не нам.

 

2021

 

 

*  *  *

 

Мы растворяемся в природе,

Когда выходим на природу,

Воспринимая в неком роде

Её как воду.

Дрейфуют старые деревья,

Определённо, эвкалипты.

Мы пьём их крепкое здоровье,

Ведь наши рюмочки налиты.

Ведь это в силах человечьих

Себе позволить блажь такую,

Переливается кузнечик

С одной травинки на другую.

День обещает быть погожим,

И с этим предвкушеньем дивным

Мы на потом потом отложим,

Поглубже ящичек задвинем.

Пускай на самой дальней полке

Химеры, сфинксы, овцы, волки,

Тельцы теснятся через край.

В стогу скользнувшею иголкой

Жизнь обещает быть недолгой.

Кузнечик, скрыпку доставай!

 

 

*  *  *

 

Незаметно, но всё-таки с высоты плетня,

На котором не просыхают горшки и крынки,

Тень моя, посторонняя часть меня,

Всё ко мне присматривается по старинке.

Я её на скамеечке не забуду,

Не оставлю за столиком в ресторане,

Она ходит, как Будда, за мной повсюду,

Отбывая положенный срок в нирване.

И, прощая мне всё, пусть не всё, но многое.

Неспособная вроде бы на коварство,

Она дышит мне в спину, молчит дорогою.

Она просто ведёт меня в своё царство.