Просвещение как возрождение

Евгений Стрелков. Сигналы. Стихи 2019 — 2020. Предисловие Льва Оборина,  послесловие Петра Казарновского. Нижний Новгород, «Дирижабль», 2021, 128 стр.

 

Когда мы говорим о художнике многогранном, работающем в разных видах искусства одновременно, артисте или том же художнике в изначальном понимании этих слов, то обычно отмечаем, что перед нами ренессансная личность. Однако в истории была и еще одна эпоха, когда художник, писатель работал одновременно в разных областях, часто не отграничивая их друг от друга, — это Просвещение, энциклопедизм, восемнадцатый век. Причем граница здесь стирается не только и не столько между разными искусствами, сколько между искусством и наукой, познанием (это было и в Возрождении, вспомним чертежи и конструкции Леонардо да Винчи, но все же разница в расстановке акцентов очевидна). Евгения Стрелкова можно назвать личностью как возрожденческой, так и просвещенческой — по образованию он радиофизик и раньше работал в исследовательском институте. Сейчас Евгений Стрелков работает как поэт и художник, а также как издатель альманаха «Дирижабль» и глава одноименного издательства — проектов, очень значимых, пожалуй, цементирующих и сюжетообразующих для нижегородского сегмента отечественной литературы, начиная с девяностых годов и по сей день. И как художник Евгений Стрелков тоже работает в разных направлениях — с одной стороны, как живописец-акварелист и график (причем графика в его поэтических книгах выступает не столько как иллюстрации, сколько на равных с текстами), с другой — как современный художник, автор инсталляций — опять же очень поэтичных и — опять же — о науке, об образном, интуитивном преломлении ее восприятия.

Итак, наука как искусство и искусство как наука и все это — как сила Просвещения, торжество Разума прямым ходом из восемнадцатого в наш хаотичный и, казалось бы, разочарованный — а зря — в созидательной силе благоразумия век — это тема, точнее — неразделимый слепок тем, и новой книги Евгения Стрелкова «Сигналы».

Основной сюжет века Просвещения — Разум против Природы (каковое обуздание Природы, кстати или некстати заметим, привело к необычайной вспышке ее буйства — к революции, так что, как ни борись противоположно, а права окажется все равно диалектика, которую еще даже не изобрели), один из основных сюжетов нашего, да и последней четверти предыдущего, столетия — высвобождение Природы из-под диктата Разума, коэволюция. И оставаясь рыцарем Просвещения, преобразования, Разума, Евгений Стрелков оказывается и в полном смысле слова современным художников, коэволюционистом, он говорит не об обуздании, но и не об опрощении, а о паритете.

Книга «Сигналы» начинается с цикла из двух стихотворений «Болотов в саду» (отметим, что большинство работ в книге представлены в виде циклов, диптихов или триптихов, а не отдельных стихотворений). В Википедии читаем: «Андрей Тимофеевич Болотов (7 [18] октября 1738 — 3 [15] октября либо 4 [16] октября 1833) — русский писатель, мемуарист, философ-моралист, ученый, ботаник и лесовод, один из основателей агрономии и помологии в России. Внес большой вклад в признание в России помидоров и картофеля сельскохозяйственными культурами»^[1]. Итак, лесовод и моралист, а еще он первым придумал упаривать бульон почти до кубиков и сушить им же насаженную картошку до проточипсов. А еще издавал сельскохозяйственный еженедельный журнал «Сельской житель. Экономическое в пользу сельских жителей служащее издание» и приложение к новиковским «Московским ведомостям» «Экономический магазин». Для Евгения Стрелкова этот человек, судьба которого — квинтэссенция Просвещения, оказывается Адамом Разума, не только нарекающим имена, но и преобразующим все этим наречением, буквально просвещающим:

 

... времени труха и прах

сушеного листа и порох

сгоревшего бумажного листа

секунд мельчайших бой.

Ты наклонился — пред тобой

плод яблони земной,

а над тобой плоды плеяд созревших,

звездный урожай, Его свершенье.

Небесный сад как головокруженье,

как лейка над родимым садом.

И электрическим разрядом

стекает звездный ток.

И тот росток трепещущий — ты сам...

 

Адам-Болотов здесь одновременно и само Древо познания, а сад райский не потому, что познание, как в Библии, еще запретно, а потому, что оно — Просвещение, преобразование — возможно. Природа одновременно и храм, и мастерская, до Мичурина еще далеко, и даже Гильотен еще не завтра (а послезавтра) и не здесь.

Тема райского сада, причем райского сада Просвещения, восемнадцатого века, выступает в книге не только вербально, но и формально — большинство стихов написано «раёшником», буквально «райским стихом», скоморшьим и одновременно высколобом языком райка — маленького петрушечьего рая, размером, как раз для восемнадцатого века отечественной поэзии и характерным.

Появится Андрей Болотов и еще в одном важном тексте книги — диптихе «Монолог фармацевта Джона Хилла в переложении аптекаря Андрея Болотова». Здесь, как и в начале «Сигналов», в диптихе «Болотов в саду» — «микстуру / создав, / для того растерев / в порох горох семян от трех трав. / Рецептуру / распространив / на всю Москву…» — делается акцент на роли Болотова-аптекаря, Адама-излечивающего (преображающего лечением как наречением). И от этого стихотворения делается переход к стихотворению «Болотов дома», где опять соединяются два лейтмотива болотовской биографии, представленные в начале книги, — электричество и врачевание, одновременно это и лейтмотив Просвещения — лечение электричеством, месмеризм как новое — научное! — визионерство.

«Монолог фармацевта Джона Хилла в переложении аптекаря Андрея Болотова» выступает в книге как персонажная лирика, элемент литературы фикшн, и это не единственное свидетельство того, что «Сигналы» можно читать не только как сборник стихов, но и как современный полифонический роман с максимально рассредоточенным центром, причем роман научно-фантастический и альтернативно-исторический. В цикле «Дагерротип Попова» изобретатель радио (если это он; и эта загадка — поиск прототипа, сведение реальностей — абсолютно романная) появляется в облике фотографа. Другие важные для книги «Сигналы» персонажи — поэт и философ Алексей Хомяков, выступающий как носитель идеи Просвещения, Разума в следующем, девятнадцатом веке, и Андрей Сахаров, подхвативший тот же факел в двадцатом.

Алексей Хомяков здесь персонаж центральный в буквальном смысле — ему, обращениям к нему, стилизациям его посвящено несколько работ в самом сердце, экваторе книги. В стихотворении «Мысль», сопровожденном пометой «по Хомякову», Разум в согласии с натурфилософией этого автора выступает проводником Божественного, первозданного, собственно самой Природы. В этом и заключается коэволюционизм Евгения Стрелкова — рассматривать Мысль, науку как спутницу, посланницу природы, а не как ее естественного/противоестественного — врага:

 

И ранними и поздними дождями

вспоённая, внезапно к небесам

она взойдёт — есть музыка над нами,

прислушайся, ее услышишь сам.

Она взойдёт, как ночь темна ветвями,

краса земле и будущим векам,

счастлива мысль: есть истина над нами,

огромная подобна облакам.

На звучный пир в элизиум туманный

людской молвы приветная весна

не распахнёт вокзала шар стеклянный,

но под павлиний крик и рокот фортепьянный

наполнится энергией она.

Ее ростки вспоит младая сила,

ее цветки раскрасит утра пыл.

Счастлива мысль, которой не светила

обманная игра исчисленных светил

 

Андрей Дмитриевич Сахаров — образ, чрезвычайно значимый не только для книги «Сигналы», но и для всего сложного устройства поэтической Вселенной Евгения Стрелкова. В своей предыдущей книги «Лоции» Евгений Стрелков писал о том, что общественные взгляды А. Д. Сахарова неотделимы от его научных изысканий, и все вместе это приобретает метафизический, религиозный, богоискательский — и поиск оказывается успешным — характер^[2]. Сейчас, в момент работы над этой рецензией, в Нижнем Новгороде проходит выставка Евгения Стрелкова «Третья идея», посвященная интерпретации образа Сахарова и объединяющая инсталляции, видео и графику. Работа, давшая выставке название, объединяет научную концепцию А. Д. Сахарова в атомной физике — его «третью идею» и образ Серафима Саровского, поскольку работа над атомными экспериментами проводилась в стенах бывшего Саровского монастыря, где разместилось конструкторское бюро, но место не утеряло своей сакральной сути (хотя советская власть предполагала именно это — идея атомного КБ в стенах монастыря с бытовой точки зрения выглядит как циничное «Гагарин в Космос летал, а Бога не видал»; неизвестно, что видал Гагарин, а Евгений Стрелков в стенах «почтового ящика», секретной шарашки совершенно визионерски прозревает Божественное, прозревал — прозрел — по его мысли и Сахаров). Вот как рассказывает Евгений Стрелков: «Все как-то сошлось вместе, и в итоге я сделал работу  „Третья идея” — семь лайтбоксов, воспроизводящих деисусный чин иконостаса. Но только фигуры апостолов, архангелов, Иоанна Предтечи и Богоматери словно пронизаны рентгеном, так что видны ключицы, ребра, тазовые кости, суставы, черепа... Центральный лайтбокс сохраняет овалы и ромбы так называемой славы Спасителя, но фигуры Христа нет. А под этим центральным лайтбоксом на экране в замедленном темпе воспроизводится кинохроника испытания первой советской водородной бомбы. Вскоре я сделал одноименную книгу художника, где в черную папку вложены серые конверты со штампами и номерами, а внутри — пленки с напечатанными на них (черной краской и серебром) фигурами, практически неотличимые от рентгеновских снимков. Интерпретаций этой работы может быть несколько (я сам слышал с десяток). В моем сознании это больше о том, что преграда, разделяющая сакральное и профанное, добро и зло (а ведь иконостас в церкви — это преграда, граница), истончилась до полупрозрачности, а водородная бомба как чудовищный рентген-аппарат просветила саму человечность. При этом созданное секретными физиками (при участии, часто подневольном, сотен тысяч других людей) оружие было также и защитой — я тут совершенно согласен с Сахаровым, писавшим в „Воспоминаниях” об общем мнении всех участников проекта, что они создавали именно средство защиты»^[3].

Стихи Евгения Стрелкова — и из книги «Сигналы», и из предыдущей книги «Лоции» (а лоция посылает сигнал, в художественном мире Евгения Стрелкова все последовательно и логично) — примыкают к художественным работам о сакральном значении атомного проекта и деятельности советских-антисоветских физиков. Вот стихотворение из «Сигналов», из большого цикла «РДС-бездна»:

 

Собор в Сарове разобран

осталась одна стена

под особым углом

можно увидеть на

штукатурке фигуры,

истончённые до полупрозрачности

до целлулоида плёнки

до коконов складок плащей

— фоторентген мощей.

 

Фигуры, пронизанные лучами

темнеющие бедрами, ребрами, ключицами и плечами

фалангами пальцев, позвонками, суставами

словно пропитанные составами

солей урана и радия.

и чего ради? «Я, —

писал Сахаров в воспоминаниях, написанных в ссылке в Горьком,

— был убеждён, что паритет необходим, как бы горько

не было осознавать нависшие угрозы...»

 

Деисусный чин, склонённые позы,

обращённые к центру, где теперь зияние

camera obscura.

или познание,

пронзившее до костей,

истончив покровы.

сотканное из пунктиров и полостей

равновесие nova.

 

Так в книге Евгения Стрелкова «Сигналы» проступает еще одно не явное — но являющее и абсолютно буквальное — значение слова «просвещение»: это рентгеновский луч, просвечивающий до печенок, он же и есть — сигнал. Луч посылает сигнал телу — человеческому или телу Вселенной, Природы, а рентгеновский снимок в ответ сигнализирует о состоянии этого тела — о его болезни, неправильности или, напротив, о его торжествующей целостности.

 

Нижний Новгород