Побережье
К
столетию Исхода из Крыма
Чаек крикливое мельтешенье
над скалами в окаменевшем помёте,
привыкшими к их гвалту и виражам.
За амальгамой волн
с настойчивым неусыпным плеском
мысы, подобные миражам.
До рези в глазах
всматриваюсь в распыл горизонта:
вот вернётся оттуда Врангель
с воинством своим посильневшим...
Увлажнил прибой прибрежную гальку
с радужными клочьями пены
под солнцем, в облаках потемневшим.
Чу, скрежещут якорные лебёдки.
У вернувшихся под ветром солёным
переплавилась в решимость обида.
Отвечая, встрепенутся навстречу
им соратники в узилищах душных.
И очистится от красных Таврида.
2020
Продолжая Тютчева
Когда, снимая ковбойку в клетку,
а в тучах меркнет луны блесна,
вновь отправляешься в кругосветку,
прерывную из-за дурного сна,
соприкоснуться успей сердцами
на миг с подругой на склоне дней.
И сосны где-то вверху венцами
волнистых крон сопричастны ей…
Не только деву на рейнской круче
и виноградную там лозу,
в России влюбчивый Фёдор Тютчев
в начале мая любил грозу.
Когда вдруг вспыхнувшая зарница
осеребрила и кроны те,
и наши смытые светом лица
в миг хрипловатого «что творится»,
и хлябь вселенскую
в
темноте.
2020
Две могилы
Островная могила Шатобриана
над неспокойной зыбью Ла-Манша,
недоступная во время прилива.
Ветер там не гость, а хозяин,
чайки метят, крича, помётом
в лишае зернистые камни.
А ещё — на скале отвесной
у стены алтарной
погребенье Рильке
с доморощенным гербом благородным,
россыпью маргариток
под клублением альпийского неба.
Толща времени
истончилась с годами
до росной вечерней дымки.
Но чем любви
в груди
моей больше,
тем кукушка немногословней.
...Мысленно прощаясь с Европой,
добычей разномастных пришельцев,
точечно вспоминаю
две этих одиноких могилы
аристократа и разночинца,
неотмирных лириков-духоносцев.
2020
Утро в Риме
Грозы слепящие расщелины
и оглушительные громы
сменились светом раннеутренним,
когда и спящему не спится.
Шёл в собор Святого Петра
на тускло разгорающемся рассвете.
Воздух был пропитан недавним ливнем.
В такую рань
я поспешал
туда не случайно,
но с верной целью:
побыть у Пьеты Микеланджело
совсем-совсем одному,
(постепенно осознавая,
что имею дело не просто с искусством,
а
с откровеньем).
Никого вокруг, лишь далеко в полутьме
за грандиозной сенью Бернини
мелькнул подросток в красной сутане…
Глянец мрамора почти бестелесен:
на коленях у тонколицей
Богородицы в волнистом хитоне
невесомое тело мёртвого Сына.
Застыл перед ними заворожённый
неотмирным их
совершенством,
райским выражением скорби.
А когда прощался —
перекрестился
привычным православным трёхперстьем,
будто я не в Риме, а дома
выхожу на церковный дворик.
…На обратном пути
оглянулся, площадь пересекая:
Святой Пётр в солнечном был оплаве
и, казалось, породнился со мною.
13 июня 2020
* * *
…А ещё могила Толстого
тоже в стороне от погоста,
одинокая, под травой неровной,
как-то связанная подспудно
с последним прости России.
Для чего ж богатырь не щуплый
безоглядно стал раскачивать сваю
нашей церкви?
Пожалел
террористов,
писал Столыпину поносные письма,
не подставил плечо престолу?
Снял свою васильковых оттенков блузу,
натянул порты и рубаху
и пошёл пахать…
Да
разве стало кому-то легче
от такого перформанса, простите за
выраженье.
А когда шагал он потом по пашне,
утром росным большой ребёнок
в сапогах, самим же им и подбитых,
ох, не добрыми семенами
засевал он отчую землю,
а драконовыми зубами смуты.
Несчастливая наша родина!
Был глубокий
у неё
певец,
светлых слёз на наших глазах виновник,
но заранее отказался
от креста на своей могиле,
у которой стоя
горько чувствуем
его
и своё сиротство,
неизбывно, необратимо…
9 июня 2020, Поленово
Вётлы
О родина, попрощаемся.
Буду звезда, ветла.
Не плачу, не попрошайка.
Спасибо, что жизнь была.
А. В.
1
Ока намного полноводнее
после дождей недавних стала,
в её теченье амальгамное
заря заката вновь упала.
И память вспоминать торопится
твои опаловые бусы…
Какие вётлы наособицу
стояли визави Тарусы!
У каждого ствола динамика
была своя, они кренились,
а копны крон на их рогатинах
в минуту ветра серебрились.
Когда ж прозрачный дождь за окнами
почти стихал после набега,
хотелось их сравнить с волокнами
холстов Серебряного века.
2
Безвестные однажды особи
там хорошо попировали.
Обугленные вётел остовы
с годами на косе пропали.
Но как забудешь их церковную,
вернее, женственную душу,
глубокими корнями кровными
от оползней спасавших
сушу…
3
Не пьяница «с глазами кроликов»,
но и не киснущий в завязке,
недолго посидев за столиком
всё той же голубой терраски,
в столовке обойду в прострации
галдёж последних побратимов
из помнящих о навигации
Калуга — Серпухов — Касимов.
24 июня 2020
Лето 1964 года
Г. Никулкиной
За жизнь, пока шум не стих
майских дождей в моих
ушах и окрестных кронах,
много я видел их:
блёстких излук речных
и берегов зелёных.
Чем становлюсь старей,
тем ветер летит скорей
давний сюда, и даже
он посейчас влюблён
в девичий ситчик, лён,
первый загар на пляже.
Помню, тогдашний лох,
каждый твой встречный вздох,
а не конспект в тетради.
Росы вечерних трав.
Кто-то из нас неправ.
В небе стежки на глади.
Волги ершилась зыбь.
Зычно кричала выпь
в то заревое лето.
В плавкий закатный свет
вправлен твой силуэт…
Господи,
мы ли это?
1 июля 2020
* * *
Затянуло небо перистой дымкой.
Ослепительные погасли кроны.
Но так за день прогрелся воздух,
что не холодно и в одной рубашке.
А когда-то, в прежнем ещё эоне,
выходили в Покров со службы
в теснотой разогретом
храме,
и пощипывать начинал морозец…
Миновало с тех пор полвека.
Я ещё не раб своего сусека:
посижу с тогда нелегальной книгой,
выпью вечером дежурную рюмку
и гляжу на слабую и родную
веточку подсохшую розмарина,
Асей привезённую
из-под Вятки.
Там на камне годы отца в оградке.
14 октября 2020, Покров день